Алексей Лысенко 12267
Пойдешь по часовенкам – много их в разных уголках. Пропоешь там – вдвоем ли с кем или один – «Христос воскресе»! Кроме нас, братии – нигде никого, и так непривычно это состояние свободы! Не надо никуда торопиться, спешить, не боишься никуда опоздать на какое послушание, что-то упустить. Единственный был такой день в году – длинный, длинный, тянется, как бы без конца – и всюду попадешь, куда хочешь, и любуешься до отказа, гуляешь! Душа радуется!
Из воспоминаний игумена Филимона (Никитина) о Валааме
В один момент я стал подозревать, что делаю что-то не так. Ведь в книгах о духовной жизни было написано, что вступивший на путь исправления обязательно испытывает разного рода искушения, ведет непрестанную борьбу со страстями, падает и восстает, терпит козни врага. Когда я со своими недоумениями обратился к одному из духовников обители, он, взглянув на меня добрым взглядом, сказал, что нет у меня скорбей, во-первых, оттого, что я еще духовный младенец, а во-вторых, оттого, что здесь в святой обители я нахожусь в послушании, а это путь, который избавляет от многих искушений. Впоследствии я встретил в книге «Поучения преп. Аввы Дорофея» схожее описание и уже не смущался по этому поводу. А искушения и скорби потом еще пришли.
Обитель много раз разоряли, но по милости Божией она вновь восставала.
Тем временем наступила Страстная седмица. Со всех скитов съезжались монахи в монастырь, чтобы вместе готовиться к встрече Светлого Праздника. Богослужения длились весь день с небольшими перерывами. Это были удивительные по своей красоте и благолепию службы. Такого я в городе не встречал.
Валаам готовился к главному торжеству. Кругом все чистилось, красилось, мылось, наводился порядок. Приезжали и паломники, хотя добраться до острова в это время было практически невозможно.
Я с нетерпением ждал встречи первой в своей жизни Пасхи в монастыре. Уже с понедельника я чувствовал приближение чего-то необыкновенного, радостного и светлого. Мы с другими трудниками старались как могли помогать братии. Несмотря на середину апреля, на острове еще было очень много снега. В перерывах между службами мы раскидывали эти большие сугробы на брусчатку, чтобы на нагретых камнях он быстрее растаял.Раздался громкий стук, и из притвора донеслось: «Христос Воскресе!» Все радостно выдохнули: «Воистину воскресе!»
Трапеза по монастырскому уставу в эту неделю была только один раз в день. Да, честно говоря, есть особо и не хотелось. Сложнее всего, наверное, было в это время в келарской. Ведь для праздника поварам необходимо было заранее наготовить множество блюд, чтобы накормить не только братию монастыря, но и паломников. Естественно, что без посторонней помощи справиться с этим было невозможно. Поэтому на помощь в келарскую были брошены все свободные люди.
На следующее утро я и еще человек пять загрузились в монастырский уазик и направились на другой конец острова к рыболовной ферме. Так как подъехать к самой ферме на машине нельзя, то мы пешком спустились по очень крутому склону вниз к воде. Там нас уже ждали приготовленные мешки с форелью, каждый килограммов по двадцать пять. Взвалив на плечи по мешку, нужно было вернуться к машине. Но это оказалось не так-то просто, так как тропинка наверх была не только крутой, но и очень скользкой. Еле-еле заползши на гору, при этом порядком измазавшись грязью, мы присели ненадолго отдохнуть на траве.
С этого места открывался прекрасный вид на Никольскую бухту. Я лежал и наслаждался этим бескрайним простором, вдыхая полной грудью чистейший воздух, наполненный запахом хвойного леса, снега и Ладожского озера. В эту минуту, несмотря на небольшую усталость и голод, я был почему-то так счастлив, что не хотелось никуда уезжать. Природа, тишина и эти особые люди вокруг – все это было мне по душе. Словно и не существовало вокруг другого мира с его шумом, загазованностью, навязчивой рекламой. Я думал о том, как удивительно, что здесь на этом месте вот уже тысячу лет люди возносят свои молитвы Христу. Обитель много раз разоряли, но по милости Божией она вновь восставала. Монахов убивали или заставляли уехать, а на их место возвращались другие и так не раз и не два, а множество раз. И вот теперь Валаамский монастырь снова восстанавливается из руин. И все это у меня на глазах.В тот момент я как-то всем своим существом почувствовал, что вот она – Пасха Христова. Здесь и сейчас происходит.
Мои размышления прервал водитель, который крикнул из машины, что пора ехать. Мы загрузили мешки и забрались в кузов. Уазик быстро скатился с горки и помчался по извилистой проселочной дороге мимо валаамских полей, ручьев и оврагов, подпрыгивая на кочках. Проехали мимо Гефсиманского скита, затем миновали поворот на ферму, дальше из-за леса показался Владимирский скит, храм Александра Невского, и вот, наконец, мы выехали на горку, с которой было видно величественный Спасо-Преображенский собор и братские корпуса.
В келарской нас уже ждал повар. Он сказал, чтобы мы занесли рыбу на кухню, выдал нам резиновые фартуки, перчатки и ножи. В середине специальной комнаты стоял металлический стол, а на нем большие лотки из нержавейки. «Ну братья», – с улыбкой сказал повар, – «надо теперь всю эту рыбу почистить». Повар ловко подхватил огромную рыбину и быстрым движением вспорол ей брюхо. Такого зрелища не все выдержали, и самый чувствительный из нас, испросивши прощения, быстренько ретировался с кухни. Более стойкие принялись за дело. Нужно было до вечерней службы почистить двести пятьдесят килограммов рыбы.
На следующий день уже все было готово к празднованию Пасхи. Монахи встречали гостей, которые добирались до острова на «воздушных подушках» и даже на вертолете. В храме освящали куличи, которые местная детвора с восторгом разносила по домам. Все в этот день были веселыми, уже никто не выглядел уставшим от поста и бдений. Даже погода была какой-то особенной – на улице было тепло и солнечно. После обеда все разошлись по кельям. Кто-то отдыхал перед ночной службой, кто-то читал последование ко Причащению, а кто-то мирно беседовал за чашкой чая.
Часам к десяти вечера все стали собираться в соборе. Там уже братией по очереди читался Апостол, церковники зажигали красные свечи на подсвечниках, пономари сновали туда-сюда, а священники не торопясь облачались во все белое.
Вскоре уже трудно было найти свободное место. Хор запел «Волною морскою…», и кто-то из священников стал читать канон перед Плащаницею. Я старался не упустить ничего из богослужения. Все здесь выглядело как-то более торжественно, чем в городских приходах.
К полуночи начался крестный ход. «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на Небесех...», – запели священники, выстроившись в ряд, и народ тоже подхватил, медленно продвигаясь к выходу. Народу было столько, что не все успели выйти их храма, в то время как крестный ход, уже обойдя по кругу, вернулся обратно. Двери в храм были закрыты. Игумен вместе с духовенством вошел в притвор. Все затаив дыхание ждали. Люди стояли со свечами, прислушиваясь к тому, что происходит в притворе. Раздался громкий стук, и из притвора донеслось: «Христос Воскресе!» Все радостно выдохнули: «Воистину воскресе!» Хор громко запел «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Все стали обниматься, поздравлять друг друга, радостно приветствуя: «Христос воскресе!»
Пасхальная служба, длившаяся часов до четырех утра, пролетела незаметно. Хор пел в эту ночь то на славянском, то на греческом, то на грузинском. Священники, по очереди сменяясь, кадили весь храм, выкрикивая «Христос Воскресе!» или «Христос Анести!». Вскоре настоятель зачитал пасхальное слово святителя Иоанна Златоустого. И началась литургия, за которой все причастились Святых Христовых Таин.
По окончании пасхальной службы мы пошли в трапезную разговляться. Каждому давали по пасхальному яйцу, творожной пасхе и бутерброду с красной рыбой, той самой, которую мы чистили накануне. Обнимались, поздравляя друг друга монахи, трудники, паломники и все, кто так или иначе оказался здесь в эту ночь.И не хотелось больше ничего – ни спать, ни говорить, ни идти куда-то. Хотелось только, чтобы эта радость никогда не закончилась.
Мы вместе с другом Сашей решили еще раз зайти в храм после трапезной. Стоит сказать, что Саша уже давно оставил свои увлечения эзотерикой и кришнаитством и принял Святое Крещение здесь же на Валааме. Он с большой любовью погружался в церковную жизнь и изо всех сил старался исполнять заповеди, и на лице его все время сияла радость.
В храме не было никого. Мы присели на стасидии, взглянули перед собой и замерли, увидев дивную картину. Врата в алтаре были открытыми, и свет разливался по всему храму. На солее стоял небольшой столик, а на нем круглый большой хлеб – артос. Кругом горели красные свечи, приятно пахло ладаном, а в голове еще звучали отголоски пасхальных песнопений, которые пел валаамский хор всю эту ночь. Не знаю, сколько прошло времени, полчаса или час, но в эти мгновения мы не произнесли ни звука. В тот момент я как-то всем своим существом почувствовал, что вот она – Пасха Христова. Здесь и сейчас происходит. И мы в ней участвуем вместе с Небом, которое ликует в эту ночь. И не хотелось больше ничего – ни спать, ни говорить, ни идти куда-то. Хотелось только, чтобы эта радость никогда не закончилась.
Семинарист III курса
Алексей Лысенко
Фото в статье: Монах Анастасий и монах Феофил. valaam.ru
ОЧЕРКИ О ВАЛААМЕ. ГЛАВА III. В ПЕКАРНЕ
Сидим. Глубоко внизу поблескивает живым мерцающим светом Ладога. … Пьем чай и ведем простую беседу, о простом и совсем попросту. Чай пьем с душистым вареньем, только что сваренным, еще теплым, едим хлеб, тоже только испеченный, совсем уж удивительный – ароматный, как просфорный.
Валаамский патерик
АНТОЛОГИЯ СЕМИНАРСКОЙ ЖИЗНИ. СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИЛАРИОН (ТРОИЦКИЙ). ЧАСТЬ 2
Перед принятием монашества Владимир Алексеевич писал своим родным: «Простите меня, дорогие мои, за все мои преступления против вас, ведомые и неведомые… Земно кланяюсь вам и прошу забыть все злое мое. Помолитесь за меня, особенно 28 вечером (около девяти часов), когда будет в Параклите мое пострижение в монашество. Иду в путь свой светло и с радостью. Теперь уже томлюсь, – скорее бы загородиться от преследующего меня по пятам мира черными одеждами. Прошу вас всех не отвращаться от меня и впредб своею любовью. Простите!»
О ПАСТЫРСКИХ ИСКУШЕНИЯХ
Искушения на пастырском пути неизбежны. Исконный враг нашего спасения не желает, чтобы дело пастыря успевало. И точно так же, как дьявол приступил к искушению Самого Пастыреначальника Христа перед началом Его общественной проповеди, сатана и в наши дни приступает к искушению новоначинающих пастырей при начале их служения.
