«Явления духовной и культурной жизни узников Соловецкого лагеря». Часть 1. Духовная жизнь

Московская Сретенская  Духовная Академия

«Явления духовной и культурной жизни узников Соловецкого лагеря». Часть 1. Духовная жизнь

Иерей Давид Шуплецов 7604



Часть 1. «Духовная жизнь».

В заточении духовная жизнь приобретала гораздо большее значение, чем можно себе представить: условия, в которых она проистекала, можно сравнить с временами первых мучеников, когда люди в невероятных условиях, не страшась страданий, исповедовали своего Спасителя.

Воспоминания, в которых мы находим описание образа жизни духовенства или просто людей, не потерявших веру в Бога посреди лагерных испытаний, не только подчеркивают высокую нравственную планку их существования, но и показывают, что в сердцах этих заключенных совершалась огромная духовная работа.

Будучи приученными с детства к тяжелому физическому труду, представители духовенства справедливо почитаются лучшими работниками в лагере.

Именно она и была источником той дополнительной физической силы, которой удивлялись как чекисты, так и просто заключенные. И она же была причиной их несгибаемого духа, спокойствия и бесстрашия. Господь Бог не оставлял тех, кто в минуты страшных испытаний помнил о Его Всеведении и Всеблагом Промысле для каждого из живущих в этом мире. «Духовенство на Соловках, хотя и является самой притесненной и униженной лагерными властями группой заключенных, обращает на себя внимание смирением и стоицизмом, с которыми оно переносит физические и нравственные страдания. Будучи приученными с детства к тяжелому физическому труду, представители духовенства справедливо почитаются лучшими работниками в лагере. И с этой точки зрения почти по достоинству оцениваются администрацией, хотя они и эксплуатируются самым бесчестным образом»1.

Духовная жизнь здесь, в заточении, приобретала для тех, кто старался ею жить, гораздо большее значение, чем можно было себе представить, она позволяла расширить пространственные и временные границы, потому как условия, в которых она проистекала, можно сравнить с временами первых мучеников, когда люди в невероятных условиях, не страшась физических страданий, исповедовали своего Спасителя.

О духовной жизни в заключении писал архимандрит Варлаам (Сацердотский), указывая на то, что «когда человек думает, что он подвизается и очищается, в этот момент очищение и подвиг далеки от него. В простоте сердца и смирении души, кротко и покорно принимающий все настоящее со стороны – такой всегда очищается, где бы он ни был.

О больших лишениях и трудах мы часто любим мечтать и готовы добровольно их принять на себя, но обязательно все это относится к неизвестному будущему. И вот когда это же самое, но только в гораздо меньшей степени, и приходит к нам, не как мечтание, а как действительность, в принятии этого и обнаруживается истинная настроенность и готовность души, верность раба в малом...»2.

Духовное делание каждого человека неразрывно связано с церковными Таинствами, главным из которых является участие в литургической жизни Церкви. Именно здесь, на Соловках, участие в Таинствах, через которые Господь подает укрепляющую Свою Благодать, было особенно важно. Об этом напрямую свидетельствуют сами заключенные: «Вот и вы – петербургский маловер, поприсутствуете на здешних богослужениях и сердцем примете веру, – поучал о. Михаил молодого Олега Волкова. – Она тут в самом воздухе. А с ней так легко и не страшно... Даже в библейской пещи огненной»3.

О значении богослужений в условиях заключения писал Иван Михайлович Зайцев, начальник штаба армии генерала Дутова, находившийся на Соловках вместе с духовенством в Шестой роте4: «Лишь только там, в местах страданий и мучений, можно наблюдать и самому ощущать, с какой искренностью, от глубины души возносятся молитвы к Господу Богу, с каким уверенным порывом страждущие обращаются к Отцу Небесному, непоколебимо веря, что их голос будет услышан... Какие душу потрясающие сцены происходили во время торжественных Богослужений! После таких моментов глубоких душевных излияний, после духовного общения с Господом Творцом у несчастных узников наступают минуты душевного умиления, смиренной покорности и физического облегчения» 5.

«Но какое великое лишение – отсутствие храма, святых книг, духовного общения, беседы, – писал из лагеря архимандрит Варлаам (Сацердотский), – мы слишком оказываемся слабыми, чтобы без всего этого преодолеть косность окружающей среды, рассеять всюду лежащий мрак. В борьбе изнемогает дух и падает... Правда, ведь я имею возможность величайшего утешения – общения с Господом в Его Святом Таинстве Тела и Крови. О, как светозарна, поистине небесна вера наша! И как бы ни было мрачно и темно кругом, с верой Христовой можно жить спокойно, не боясь никаких превратностей судьбы»6.

«Не так живи, как хочется, а как Бог велит»1, – писал из лагеря священномученик Петр (Зверев).

Нельзя не сказать и о том, что находясь в нечеловеческих условиях, мужественно отстаивая свою веру в Бога и будучи поддерживаемы Его Всемогущей Десницей, и духовенство, и просто верующие люди благодарили Бога и Его Премудрый Промысл. «Не так живи, как хочется, а как Бог велит»7, – писал из лагеря свмч. Петр (Зверев).

«Отец Михаил, – вспоминал по этому поводу Олег Волков, – нисколько не погрешал против истины, говоря, что не тяготится своим положением и благодарит Бога, приведшего его на Соловки. Тут – могилы тысяч праведников. И молится он перед иконами, на которые крестились угодники и подвижники»8.

Священномученик Иоанн Стеблин-Каменский рассказывал, что в неволе для него «приобрели новый смысл слова "всегда, ныне и присно и во веки веков". Кроме понятия бесконечного времени, которое они обнимают, в них слышится мне теперь ещё и вера во всеблагой Промысл Божий, вера в неизменяемость постоянной любви Бога к нам, слышится готовность прославлять имя Его не только в храме, не только в дни благополучия, но всегда и при всех обстоятельствах спокойно и даже в скорби радостно отдаваться Его святой воле, лишь бы Он благоволил принять нашу скорбь как службу Любви, хотя она и является чаще всего последствием нашей греховности. "Молитву пролию ко Господу и Тому возвещу печали моя"9».

И как мы уже говорили, именно вера и была главным аспектом выживания в условиях лагеря строгого режима, а случае с людьми, которые попали в неволю за свои религиозные убеждения вера и упование на Бога тем более приобретали особое значение.

Вера в Бога, доверие к Нему, составляли сердцевину жизни О, как светозарна, поистине небесна вера наша!

Эта вера, которую некоторым заключенным удавалось пронести через все беды и лишения, касалась как видимых, осязаемых вещей10, так и относилась к внутреннему личному служению11. Вера в Бога, доверие к Нему, составляли сердцевину жизни: «Склоняюсь перед Ним с покорностью полной и совершенной и все помыслы влагаю в одну молитву: "Твоя воля да будет"...»12, – писал отец Анатолий Жураковский, указывая в другом письме, что «наш путь – смиренная преданность Отцу Небесному, вхождение во внутренний мир сердца, погружение в свою сокровенность, чтобы в ней услышать голос Духа»13.

Автор: Иерей Давид Щуплецов

Сноски

1 Мальсагов С. А. Адские острова: Советская тюрьма на Дальнем Севере. - М.: НИОПИК, - 1991. - С. 55 - 56.

2 Варлаам (Сацердотский Василий Михайлович), архимандрит. Письма из заточения к духовным детям.Письмо с Соловков от 21 января 1925 г-М.; СПб.: Atheneum: Феникс, 1994.-С. 232.

3 Волков О. Погружение во тьму. М.: Православное братство Святого Апостола Иоанна Богослова, 2000. - С. 79.

4 Первое отделение лагеря состояло из 15 рот, располагавшихся на территории монастыря, у и двух рот за его пределами. 6 рота - «сторожевая», с 1925 г. почти полностью состояла из духовенства. Занимала Святительский корпус и больничные палаты, примыкающие к Филипповской церкви. Сайт Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря http://solovki-monastyr.ru/abbey/soviet-period/slon/385/

5Зайцев И. М. Соловки (Коммунистическая каторга, или место пыток и смерти). Из личных страданий, переживаний, наблюдений и впечатлений. В 2-х частях (с приложением четырех планов). Шанхай, 1931. - С. 101.

6Варлаам (Сацердотский Василий Михайлович), архимандрит. Письма из заточения к духовным детям. Письмо с ББК от 28 марта 1937 г. - М.; СПб.: Atheneum: Феникс, 1994. - С. 354.

7 Петр (Зверев), свмч. // Дамаскин (Орловский), иг. Цит. соч. - С. 57

8 Волков О. Погружение во тьму. М.: Православное братство Святого Апостола Иоанна Богослова, 2000. – С. 77

9Иоанн (Стеблин-Каменский), свмч. Письмо с Соловков // Дамаскин (Орловский), иг. Цит. соч. - С. 204

10 «Надо верить, что церковь устоит, – говорил он (свт. Иларион – прим.авт.). – Без этой веры жить нельзя. Пусть сохранятся хоть крошечные, еле светящие огоньки – когда-нибудь от них все пойдет вновь. Без Христа люди пожрут друг друга». Волков О. В. – С. 92

11 «Будем приучаться всегда, во всем, что с нами совершается, видеть последствия всеблагого Божия о нас промышления, будем всегда стремиться выполнять то служение, которое в тех или иных обстоятельствах Господь от нас ожидает: будь то терпеливое несение скорбей, или та или иная помощь ближнему, или просто молчание на обидное слово. Или обуздание своих желаний, или что-нибудь иное». Иоанн (Стеблин-Каменский), свмч. Письмо с Соловков // Дамаскин (Орловкий), иг. - С. 180

12 Жураковский А., свящ. Письмо из лагерного пункта для слабосильных «Толстовская дача» от 16 июля 1932 г. Материалы к житию. Paris: YMCA-PRESS, 1984. – C. 72

13 Жураковский А., свящ. Письмо с Соловков от 14 марта 1933 г. Материалы к житию. Paris: YMCA-PRESS, 1984. – C. 72

Новости по теме

«Я ВЕРИЛ, ЧТО БОГ МЕНЯ СОХРАНИТ» Сретенская академия Беседа с ветераном Василием Алексеевичем Поповым
На войне я особенно не скорбел. Если умирать, так я считал: умру за православную веру. Бог меня хранил, потому что я не только крест на себе носил, но и молился. Святых знал, им молился, чтобы Бог сохранил и помог одержать победу.
АНТОЛОГИЯ СЕМИНАРСКОЙ ЖИЗНИ. СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИЛАРИОН (ТРОИЦКИЙ). ЧАСТЬ 1 Игумен Дамаскин (Орловский) Первоначальное образование будущий святитель получил в Туле – в Духовном училище, затем в семинарии и был послан на казенный счет в Московскую Духовную академию для продолжения образования. Владимир Алексеевич поступил в Академию в 1906 году «когда чад и угар революционный, проникший и за стены Академии – как писал об этом один из современников, – только что начал рассеиваться, но не исчез еще окончательно». И Владимиру Алексеевичу пришлось много пережить, видя, как он говорил, «позор Академии, променявшей светлые ризы чистой и трезвой науки на яркие, на грязные разноцветные лохмотья уличной политики», позор той Академии, которую он любил, как «свою возлюбленную невесту».