

Священник Максим Первозванский 19775
Сайт Сретенской семинарии открывает цикл интервью с московскими духовниками. Беседы со священниками будут проводить семинаристы, затрагивая как интересные темы прошлого, так и современные проблемы и события. Этот цикл открывает интервью с протоиереем Максимом Первозванским — клириком московского храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе и главным редактором православного молодёжного журнала «Наследник». Время стремительно меняется, и современные ребята-семинаристы уже почти ничего не знают о том, какой была Церковь двадцать лет назад. Поэтому мы попросили отца Максима поведать нам о церковной жизни в девяностые годы и о том, какими качествами должен обладать будущий пастырь.
— Здравствуйте, отец Максим. Спасибо за то, что согласились дать интервью для нашего сайта. Хотелось бы поговорить с Вами о том времени, когда Вы только начинали свое служение, и о священстве в целом. Вы пришли в Церковь в конце восьмидесятых. Есть ли разница между Церковью тридцатилетней давности и современной?
— Ну, для начала хочу сказать, что Церковь как была Христовой, так Христовой и остается. Хотя, конечно, в целом атмосфера в ней меняется, и, на мой взгляд, за эти тридцать лет она поменялась достаточно серьезно. Когда я в середине 90-х принимал священный сан, это было очень романтичное время…
— Романтичное время в Церкви?
— И в Церкви тоже. Например, мое церковное послушание, даже еще не пастырское, начиналось с православного образования. Мы совместно с друзьями из общества «Радонеж» создавали православные школы, и нам тогда казалось, что еще каких-нибудь лет десять и образование в России станет полностью православным. Вот мы сейчас третью, двадцатую, сто пятидесятую школу откроем — и все вокруг воцерковятся. То есть было такое своего рода неофитское мышление, что мы сейчас все сможем.
— С чем было это связано?
— Вы знаете, неслучайно то время называют вторым Крещением Руси. Ведь в начале девяностых буквально очереди стояли на принятие крещения! Сейчас же совершается несколько крещений в неделю, и это в основном младенцы. Не знаю, как в других местах, но вот у нас в храме за последний год я крестил, наверное, лишь троих или четверых взрослых. А в те годы взрослые люди крестились чуть ли не десятками ежедневно. В некоторых храмах даже сокращали чинопоследование таинства: опускали молитву 8-го дня, омовение мира, пострижение волос, потому что просто не успевали. Очередь от метро стояла! Поэтому, конечно, воодушевление было достаточно сильное. Ну и к тому же мы были молодыми.
С 1991 года я оказался при Новоспасском монастыре под духовным руководством в ту пору архимандрита, ныне покойного архиепископа Алексия (Фролова), а это был человек искренней, глубокой, строгой монашеской жизни. И высокой требовательности, прежде всего к самому себе. Конечно, в моей жизни это тоже сыграло большую роль.![]()
Когда я в середине 90-х принимал священный сан, это было очень романтичное время…
![]()
— Можно ли сказать, что священники в ту пору также были более воодушевленными?
— Я сталкивался с разными случаями. Довелось застать еще то поколение — советского духовенства, и там были тоже очень разные люди. Что уж скрывать: встречались и, что называется, требоисполнители, лишенные всякой романтики. Но если говорить в целом, то нельзя не отметить, что в большинстве своем всё же это были священники, от всей души стремящиеся служить Богу. В основном — уже взрослые люди, со светским образованием за плечами, которые обратились ко Христу уже в довольно сознательном возрасте. А они, как правило, обладали особым рвением к духовной жизни и критическим мышлением.
— К году празднования тысячелетия Крещения Руси в Москве насчитывалось всего около пятидесяти священников. Все они хорошо друг друга знали, все были на виду друг у друга. И с наступлением девяностых, когда народ просто толпами стал креститься, возникла острая необходимость в новых священниках. Тогда настоятели стали присматриваться и отыскивать среди прихожан кандидатов для рукоположения. Когда я пришел в Новоспасский монастырь, то даже не помышлял о священстве. Вначале наместник поручил мне заниматься воскресной школой, и буквально через год отец Алексий, мой духовник, сказал мне подумать о рукоположении. Я к тому времени даже и не мечтал о том, чтобы стать батюшкой.
— Вы уже не работали по специальности?
— У меня был очень небольшой переходный период, когда я совмещал работу в научно-исследовательском институте приборостроения с должностью ответственного секретаря курсов совершенствования православных педагогов. И как только я, уж простите за меркантильность, стал получать зарплату на курсах, так сразу ушел из института. Но, конечно, зарплата была скорее символическая. Это был 1992 год, когда неопределенность в материальном плане стала максимальной. Помню, как в том же Новоспасском монастыре основой рациона была какая-нибудь зеленая чечевица, которую раздавали из гуманитарной помощи. Мы, например, с семьей сажали картошку за Окой. Какое было горе, когда привезли 20 мешков картошки в Москву, а она оказалась зараженной фитофторой. И пришлось ее шпарить кипятком, раскладывать на газетах по всему коридору, чтобы хоть как-то спасти.
![]()
Когда я пришел в Новоспасский монастырь, то даже не помышлял о священстве.
![]()
— Расскажите о воскресных школах того периода. Насколько заполненными они были?
— На удивление, к середине девяностых у нас был буквально пик учащихся — до трехсот человек. Когда Патриарх Алексий II благословил при каждом храме создавать воскресные школы, то был целый бум среди прихожан. Тогда, конечно, это были воскресные школы не в том виде, в каком они у нас существуют сейчас. Еще до прихода в Новоспасский монастырь я был прихожанином храма Петра и Павла на Яузе, и там служил замечательный священник — отец Аркадий Станько. Он потом стал настоятелем Казанского собора на Красной площади. И вот воскресная школа у него выглядела следующим образом: проходила она не по воскресеньям, а по четвергам после акафиста. Отец Аркадий ставил аналой на амвон и просто начинал читать катехизис. А прихожане стояли и слушали. Вот такие были воскресные школы. Ведь тогда никто и не представлял, что и как делать, не было ни литературы, ни молитвослов, ничего. Что-то такое приобрести можно было только за сумасшедшие деньги. Я помню, как еще в конце восьмидесятых «Лествицу» купил за 50 рублей при зарплате в 100.
— Удивительно. Сейчас такое сложно представить. Если вернуться к тому моменту, когда Вы уже знали, что скоро станете священником, можете вспомнить, какие чувства испытывали? Был ли это некий страх и трепет перед предстоящей хиротонией?
— Странно, но каких-то страхов я особо не испытывал, полностью соответствуя поговорке: «Война веселит юношу и страшит старика». Я был юношей. Поэтому мне всё казалось каким-то простым, что ли?.. К тому же у меня было ощущение, которое меня не покидает до сих пор, что рядом со мной Господь и бояться нечего.
Это был период, когда многие православные люди пытались строить свою жизнь по той же «Лествице», по Авве Дорофею и другим духовным книгам, а я не был исключением. Кстати говоря, именно этот порыв людей сыграл свою роль в таком феномене как «младостарчество». К сожалению, я знаю довольно много случаев, когда люди ломали свою жизнь, доверяя ее совсем не тому, кому следовало, что было очень распространенным явлением, и сейчас этого, к счастью, уже меньше. Удивительно, что многие священники на эту удочку попадали сами. Могу сказать из своего опыта: когда я отслужил уже свой первый год в качестве священника в Новоспасском монастыре, у меня была здоровенная черная борода, и некоторая часть прихожан просто жаждала сделать из меня такого старца. И это был действительно большой соблазн для меня как молодого священника. Это очень сложно преодолеть, я и до сих пор с этим борюсь. Стараюсь никаких указаний, кому и как жить, никогда не давать, только советы, и то, если очень сильно спрашивают. А тогда, в девяностые, многие прихожане были готовы делать все, что скажет батюшка. Был такой запрос со стороны людей, которые только пришли в Церковь и просто не понимали, как им жить духовной жизнью. Они начинали видеть в каждом священнике новых Серафима Саровского или Иоанна Кронштадского.![]()
Мне кажется, что вот такое отношение к себе — с самоиронией — очень важно как для молодого, так и для опытного священника
![]()
— Вы затронули очень важную тему. Ведь сейчас, в отличие от того времени, семинарию заканчивают зачастую в достаточно молодом возрасте. Совсем недавно владыка Тихон в своей проповеди предостерег нас, чтобы мы, став священниками, всеми силами старались избегать самонадеянности и гордыни. Что Вы можете здесь посоветовать будущим пастырям?
— Вы знаете, я очень хорошо помню владыку Тихона в те годы, когда он был еще молодым и рыжим иеромонахом, который умел где-то в беседах пошутить, в том числе, и над самим собой. Мы с ним не общались лично, но вот эту его добрую простоту я тогда запомнил, так как неоднократно его видел в Москве на различных церковных мероприятиях. Я видел, что эта веселая простота — не столько его внешняя поза, сколько внутренняя, для самого себя. И мне кажется, что вот такое отношение к себе — с самоиронией — очень важно как для молодого, так и для опытного священника. Умение в какой-то момент над собой пошутить, увидеть свои недостатки и при этом не ужаснуться в собственной гордыне: «Как же я мог?»
Еще хотел бы привести в пример наших греческих братьев. Ведь у них правом исповедовать обладает совсем не каждый священник. Если у нас палица на бедре священника — это, как правило, какая-то награда, за выслугу лет или еще что-то, то в Греции — это отличительный знак духовника.
Что касается личного опыта, то, когда я стал священником, мне мой духовный наставник, отец Алексий, советовал свое мнение никому не навязывать. И я стараюсь этого правила до сих пор придерживаться. Что интересно, я сейчас служу в храме сорока мучеников Севастийских при Новоспасском монастыре, и у нас я — единственный женатый священник, а все остальные — монахи. Так вот, когда ко мне подходят люди с каким-то серьезным вопросом, касающимся молитвы или каких-то духовных переживаний, то я их всегда отправляю к нашим иеромонахам. Точно так же, как и они по каким-то семейным вопросам посылают прихожан ко мне. Мне кажется, это очень важно — понимание, где и на какое место ты поставлен.
Ко всему сказанному, как отец, еще хотел бы добавить [в семье отца Максима 9 детей. — Прим. ред.]. У человека, который имеет опыт воспитания собственных детей, нет иллюзий по поводу собственных способностей в воспитании других людей. Он очень хорошо и остро осознает свою ограниченность в этом. Особенно, когда дети уже вырастают. Вспоминается опыт московского священника Валентина Амфитеатрова. К нему сам отец Иоанн Кронштадтский посылал своих духовных чад, это был настоящий московский старец. Так вот у него старший сын был основателем одной из масонских лож. Поэтому у нас не должно быть иллюзий относительно самих себя.![]()
Самым главным у человека, желающего встать на путь священства, должно быть желание послужить Богу и крепкая вера.
![]()
У меня был очень интересный опыт общения с архимандритом Кириллом (Павловым). Как-то я приехал к нему со своими, как мне казалось, ну очень сложными проблемами. Рассказал ему все то, что меня мучило. Он задал мне только два наводящих вопроса, из которых я сразу смог внутри свои проблемы разрешить. Вот это умение не навязывать свое мнение, а просто обратить внимание на какие-то мелочи и помочь увидеть проблему по-другому — и есть высший пилотаж.
— Отец Максим, чем, на Ваш взгляд, отличается современный семинарист от семинаристов прошлых лет?
— Я учился заочно, поэтому не могу проводить здесь какие-то большие параллели. Могу только сказать, что у нас была колоссальная жажда знаний. Я в семинарию поступил, не готовясь, потому что все те книги, что удавалось достать, я проштудировал еще задолго до поступления.
— Нужно ли священнику, на Ваш взгляд, иметь светское образование?
— Думаю, что священнику это будет только в плюс. Однако, я считаю, что лучше его получать до семинарии, чем после. При этом получать образование, не имея целью его как-то применить в жизни, на мой взгляд, совершенно бессмысленно.
— Какие, на Ваш взгляд, должны быть качества у кандидата в священники?
— Лично у меня внутри очень высокая планка к кандидатам на рукоположение. Поэтому, может быть, даже хорошо, что я этими вопросами не занимаюсь. Своих собственных детей я к священству никогда не подталкивал. Мой второй сын заканчивает через пару лет школу, алтарничает в храме, но мы с матушкой стараемся никак не влиять на его решение о будущем. Но, конечно, самым главным у человека, желающего встать на путь священства, должно быть желание послужить Богу и крепкая вера. Я знаю очень многих замечательных и простых батюшек, не обладающих какими-то суперпознаниями в области наук, но они прекрасно служат на своих приходах и хорошо проповедуют. Главное, что у них есть опыт живой веры, которую они способны передать своим прихожанам.
На мой взгляд, священник должен также понимать тех людей, с которыми ему предстоит работать. Нужно набираться опыта. Очень сложно будет священнику, который не понимает, что и как устроено в этой жизни. Как сказал Лао-цзы: «Человек, использующий механизмы, сам становится похожим на механизм и теряет уверенность в побуждении собственного духа». Поэтому, мне кажется, очень важно уметь что-то делать самому: работать в огороде, забивать гвозди, вкручивать шурупы, вешать шторы, строить сарай — все, что угодно.![]()
Важнейшее умение, которое отличает образованного человека, — это умение читать и создавать сложные тексты.
![]()
— Как говорит современная молодежь: «Батюшка должен быть в теме».
— Действительно, так. Он должен понимать, с каким трудом зарабатываются деньги, например. Поэтому хорошо, когда у него есть опыт работы.
— Что бы Вы сказали тем молодым людям, которые никак не могут определиться в своем желании послужить Богу? С одной стороны, им хочется стать иереями Божиими, а с другой стороны, они боятся трудностей, связанных со священническим служением.
— Боящийся не благонадежен для священства. Если ты ищешь служения Христу, то от голода ты не умрешь. Да, может случиться, что шикарной жизнью не заживешь. Что далеко ходить, мои дети и я всю жизнь носим секонд-хенд. Вот я буквально вчера проходил мимо магазина, в котором одежда по килограммам продается. Я не знаком с реалиями жизни в отдаленных епархиях, но про Москву и близлежащие города могу сказать, что приход способен прокормить своего священника. В те же самые девяностые финансовый вопрос был куда острее. Денег не было ни у кого, и о них никто не думал. Я помню одного батюшку, у которого был старенький москвич. Так вот он его прятал во дворе, чтобы прихожане не соблазнялись.
— В завершение разговора что бы Вы пожелали нашим семинаристам?
— Хотелось бы посоветовать быть ближе к людям, изучать жизнь, но не в том смысле, что ходить по барам и дискотекам, а в том, чтобы стремиться к общению с интересными людьми. На мой взгляд, образование именно в этом и состоит. Здесь, в Москве, очень высокая плотность разных интересных мест, событий, людей, и этим нужно пользоваться. Может быть, даже молиться о том, чтобы Господь даровал встречу с людьми, которые повлияют на всю вашу оставшуюся жизнь. Потому что в моей жизни именно так и было. А что касается учебы, хотелось бы вам пожелать не утрачивать те навыки самостоятельной работы, которые сейчас стремительно исчезают среди молодежи. Не пытайтесь списать или перепоручить свою работу кому-нибудь другому. Пишите сами все эти рефераты, сочинения, курсовые работы, которые вам задают. Ведь важнейшее умение, которое отличает образованного человека, — это умение читать и создавать сложные тексты.
Беседовал Алексей Лысенко,
семинарист IV курса бакалавриата
Ключевые слова: Церковь, 1990-е, священство, духовничество, протоиерей Максим Первозванский.