Московская Сретенская  Духовная Академия

Икона Свв. Отцов Халкидонского Собора

Первой обособилась Церковь Востока, которая фактически объединяла сироязычных христиан персидской империи Сасанидов, с центром в Селевкии-Ктесифоне (недалеко от современного Багдада). Имея древнюю, плохо пока изученную историю, она отделилась от Церкви Римского государства еще до того как приобрела особую конфессиональную окраску. Еще в 424 г., за 7 лет до Эфесского Собора, осудившего Нестория, Собор Церкви Востока в Селевкии объявил о полной независимости от «Запада» (т.е. Антиохийского патриархата). Вскоре на территорию Ирана эмигрировали ученики и сторонники Нестория после его осуждения в Эфесе в 431 г. и раскола в Эдесской богословской школе между сторонниками и противниками Кирилла Александрийского. Последние нашли для себя благодатную почву в персидском городе Нисибине. В Персидском государстве было много христиан, и шаханшахи, видя в них потенциальных «агентов Рима», то проводили политику гонений (как правило, безуспешных), то поддерживали «диссидентов». Так бежавшие с Запада сторонники Нестория определили несторианский окрас христологии Церкви Востока, признающей в Господе нашем Иисусе Христе две природы, две ипостаси и одно лицо («христологическая формула» 2-2-1; православная — 2-1-1; монофизитская — 1-1-1).

Тремисс императора Маркиана

Как известно, Вселенский Собор действует как высший богословский авторитет в церковных вопросах, и решения его принимают характер закона после утверждения императором. Однако понятно, что богословские вопросы не решаются политическими методами. Политика — искусство возможного, ее главное средство — компромисс; но это средство совершенно неприменимо в вопросах выявления научной истины — в том числе богословской. Очевидно, что всякий компромисс, всякое среднее решение между ложью и истиной будет ложью. В чем была сила II Вселенского Собора, который покончил с арианством? К этому времени в результате почти вековой работы богословской мысли было разработано учение о трех ипостасях Святой Троицы. Именно это учение (еще неизвестное отцам I Вселенского Собора, сформулировавшего никейский Символ веры) помогло убедить тех, кто сомневался в правильности термина «единосущный». Но чтобы выработать это учение, св. отцы Каппадокийцы должны были десятилетиями вести разъяснительную работу, писать трактаты и дискутировать. В случае с Халкидонским Собором времени на такую дискуссию не было: всего за 2 года церковную политику развернули почти на сто восемьдесят градусов. Не случайно отцы Собора вообще не хотели принимать никакого нового вероопределения, ссылаясь на то, что Эфесский Собор запретил изменять Символ веры, как полноту христианского учения. Император Маркиан всё же настоял на принятии соборного определения («Ороса»), христологическая часть которого опиралась на «Томос» свт. Льва Великого и вероисповедание свт. Флавиана. Однако при всем своем богословском изяществе «Орос» не отвечал на все вопросы, так как оставалась формула свт. Кирилла — «единая природа Бога-Слова воплощенная». Авторитет александрийского святителя на Соборе только возрос, и отцы то и дело восклицали: «Так говорил Кирилл! Лев сказал то же, что Кирилл!...» Получалась некая двусмысленность: с одной стороны, «Орос» осудил понятие «одна природа» и утвердил исповедание Христа «в двух природах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого», а с другой стороны — свт. Кирилл был возведен в высший авторитет. Такой подход отчасти напоминал политические методы: говорится одно, а имеется в виду другое. Но в богословии, как и вообще в любой науке, этот путь ведет в тупик. Поэтому Халкидонский Собор вызвал волну недовольства, центром которой стала Александрия: ведь ее патриарх Диоскор был осужден и изгнан с позором, а кафедра была оттеснена на 3-е место возвысившимся (по 28-му соборному правилу) Константинополем. Волнения охватили все восточные провинции. Лидером антихалкидонитов стал Тимофей Элур, занявший александрийский престол после зверского убийства толпой патриарха Протерия (457). Необходимо иметь в виду, что Тимофей и его последователи, отвергая халкидонский орос как скрытое несторианство, считали ересью и крайнее монофизитское учение Евтиха. Поэтому современные антихалкидониты, хотя и признают одну природу Христа (μία φύσις), считают наименование их «монофизитами» обидным и несправедливым.

Бюст Льва I, Лувр

После смерти Льва I власть унаследовал его малолетний внук Лев II, но вскоре он умер, и империей стал править его отец Зинон (474). Понятно, что такое неожиданное возвышение полудикого исавра не вызвало восторга у жителей Константинополя и высших сановников. Новый император окружил себя своими соплеменниками, хотя доверять им было опасно: родовые и клановые связи не действовали, когда речь шла о высшей государственной власти. Уже через несколько месяцев в столице произошел переворот, и к власти с помощью другого исавра, Илла, пришел брат вдовы Льва I, Василиск; Зинон едва успел бежать в родные горы. Василиск, хотя и опозорившийся во время недавнего похода на вандалов, как настоящий римлянин и православный христианин был с радостью принят в Константинополе, а исавры подверглись массовому избиению. Это заставило сплотиться Илла и Зинона, и соединенное исаврийское войско двинулось на столицу. К этому времени популярность Василиска в столице резко снизилась, и вот по какой причине.

Египетские антихалкидониты неустанно просили вернуть из ссылки Тимофея Элура, и Василиск, искавший дешевой популярности, пошел им навстречу. Тимофей был вызван из Херсонеса и торжественно принят императором, который под его влиянием издал окружное послание всем Церквам («Энкиклион») с осуждением «Томоса» папы Льва и Халкидонского Собора, якобы за покушение на неприкосновенный Символ веры. Население Константинополя во главе с патриархом Акакием враждебно встретило «Энкиклион» и поднялось на борьбу. Василиск в панике издал «Анти-энкиклион», в котором воспел хвалу Халкидону и анафематствовал еретиков, но было уже поздно: все повернулись против незадачливого узурпатора, и уже в августе 476 г. Зинон без боя вступил в столицу. Василиск, сложив венец, укрылся в храме Св. Софии. По византийскому праву преступник, который прибегал к защите храма Божия, подпадал под покровительство Церкви и вместо смертной казни мог надеяться на более мягкий приговор. Впрочем, на убийц и насильников этот закон обычно не распространялся: их силой выводили из церкви. Василиск получил от Зинона обещание не проливать кровь его и его близких, но впоследствии горько пожалел об этом: свергнутый император с семьей был отправлен в дальнюю крепость, где они были замурованы и умерли голодной смертью.

Монета императора Зинона

Когда бездетный Зинон умер (ходили слухам, что он был похоронен в состоянии алкогольной комы), исавров отстранили от власти и изгнали из столицы (что вызвало долгое, но в итоге потерпевшее неудачу восстание в Исаврии). Вдова Зинона Ариадна избрала в качестве императора пожилого сановника Анастасия. Он не был чужд богословию и симпатизировал учению о единой природе, так что при вступлении на престол патриарх Евфимий потребовал от него письменной клятвы хранить православие. Но с течением времени император всё более открыто становился на сторону антихалкидонитов. Самым важным его деянием в этой области стало возведение на антиохийскую кафедру выдающегося богослова Севира, человека нестарого и весьма активного, который стал главным идеологом антихалкидонитского движения (512 г.). Севир Антиохийский разработал целостное христологическое учение, в котором центральное место занимала формула Кирилла — «единая природа воплощенного Бога Слова». Главная идея Севира заключалась в том, что эту природу он полагал сложной, поскольку ей соответствовала единая ипостась Богочеловека. Воплощенный Бог-Слово у Севира имел одну природу, но природу богочеловеческую: в этом главное отличие его учения от чистого монофизитства Евтиха, где природа Бога-Слова — божественная, в которой человеческая природа растворилась как капля в море. Для Севира важно было доказать, что единство Богочеловека Христа было естественным, природным, что это не было простое обитание Бога-Сына в человеке Иисусе, как учил Несторий. Халкидонский орос учит, что божественная и человеческая природы во Христе сосуществуют «неслиянно, нераздельно, неизменно, неразлучно» — но не поясняет, как это согласовать с «природным единством», о котором учил свт. Кирилл. «Сложная природа» Севира, как многим тогда казалось, разрешала эту богословскую проблему. Заметим кстати, что именно Севир впервые сослался на сборник «Ареопагитик» — сочинений, якобы написанных самим священномучеником Дионисием, учеником ап. Павла. Подлинный автор этого сочинения, наполненного глубокими философскими смыслами и пользовавшегося впоследствии большим авторитетом, неизвестен; по одной из гипотез, это был Петр Ивир, церковный деятель и философ родом из Грузии.

Следует отметить, что в то время в империи активизировались грузины, армяне, сирийцы, египтяне-копты; после долгого перерыва эти древние народы вновь вышли на авансцену мировой истории. В V в. на национальных языках появляются переводы Священного Писания, греческих отцов и ученых, возникает собственная христианская литература. На волне роста интереса к своей древней истории формируется и крепнет национальное самосознание. Широкие массы, прежде бывшие глухой периферией греко-римского мира, начинают живо интересоваться церковными вопросами, активно вовлекаются в богословские споры. Правда, большинство разбирается в них мало, но охотно поддерживает ярких лидеров, доверяя их авторитету. Так копты, западные сирийцы, армяне, грузины пошли за лидерами оппозиции Халкидону, а в сторонниках Собора всё чаще видели «имперцев», послушных воле царя (отсюда сирийское прозвище «мелькиты», которым в средние века называли на Востоке православных христиан). Сами лидеры оппозиции были, как правило, этническими греками, но они имели активные «группы поддержки» из негреческого населения, что резко осложняло политику правительства: теперь дисциплинарные меры против еретиков превращались в подавление мятежей в провинциях. Церковное учение сплелось с народными движениями, с национальной культурой, и эта гремучая смесь грозила взорвать Церковь изнутри. Всё шло к тому, что каждый народ хотел получить свою особенную национальную церковь, отличную от имперской, и любой догматический вопрос становился знаменем борьбы за отмежевание (прежде это уже произошло с германцами, облюбовавшими в этом качестве учение Ария). Константинополь, Греция и латиноязычные страны Запада, включая Африку, Галлию и Испанию, сплотились вокруг Халкидона, как символа православия; Египет, Сирия и Кавказ стали оплотом антихалкидонитов. Масла в огонь подливали политические интриги, соперничество церковных престолов, честолюбие отдельных лиц…

Что было делать императорам в такой ситуации? Выбор был небогат: пренебречь греками и римлянами и провозгласить монофизитский догмат или пойти наперекор монофизитам и отстаивать халкидонский орос. И то, и другое приводило к расколу Церкви и государства. Наконец, можно было попытаться всех помирить, собрав Вселенский Собор. Третий вариант был наиболее привлекательным, и впоследствии именно по этому пути пошел император Юстиниан.

Анастасий умер после 28 лет правления (491–518), будучи глубоким стариком. При нем православные во главе с акимитами при поддержке Рима не прекращали борьбу за восстановление авторитета Халкидонского Собора, и в конце концов в империи разразилась гражданская война: военачальник Виталиан несколько раз осаждал Константинополь, и Анастасий всякий раз выражал готовность созвать Собор для воссоединения с Римом. Но как только Виталиан уходил, о Соборе тут же забывалось. Вообще, Анастасий, довольно талантливый политик, умел снискать расположение народа. Когда в ответ на приказ читать Трисвятое с прибавкой «распныйся за ны» константинопольцы подняли страшный бунт (512 г.), старый император, брошенный сановниками, снял с себя корону и императорское облачение и в одной рубахе сел на ипподроме. Когда неистовая толпа наполнила трибуны, он объявил, что готов сложить власть, но просит только не совершать бессмысленных убийств и успокоиться. Настроение народа резко изменилось, и Анастасия понесли во дворец с радостными криками «тувикас!» («ты победишь!» — латинский клич, которым приветствовали императоров). Этот эпизод демонстрирует тот трудноуловимый, но важнейший элемент доверительности между государем и подданными, на котором покоилась вся византийская государственная доктрина. Такие «бунташные» проявления демократического начала в византийской общественной жизни показывали, что император, при всей святости его сана, не был неприкосновенным помазанником Божиим, но был простым человеком, который по божественному избранию принял высшую власть, но нес за нее ответ не только перед Богом, но и перед людьми. Византийцы охотно величали императоров святыми и благочестивейшими, и эти слова стали обычными титулярными эпитетами; но когда дело доходило до свержения бездарного неудачника или жестокого тирана, это не воспринималось как святотатство. Осквернял святыню не тот, кто свергал недостойного правителя, но тот, кто своим позорным правлением порочил установленную от Бога власть. Византийцы, строжайше блюдя величественную форму христианского царства, критически смотрели на тех, кто конкретно его воплощал.

При избрании преемника Анастасия произошел, как рассказывают хроники, почти анекдотический случай: один из придворных евнухов прочил на престол своего племянника и выдал большую сумму командиру дворцовой гвардии для раздачи солдатам, чтобы они по обычаю провозгласили его на ипподроме. Но командир, по имени Юстин, вместо этого раздал деньги от своего имени и был единодушно возведен на престол. Так или иначе, в 518 г. императором стал старый солдат, неграмотный сын крестьянина из Дардании, совсем не готовый к управлению огромной империей. Но у Юстина был любимый племянник, Петр Савватий Юстиниан, который получил прекрасное образование в столице. Он то и взял в свои руки государственные дела. И главным направлением в его политике стало достижение церковного мира, начавшееся с воссоединения с Западом (519 г.) и окончившееся созывом V Вселенского Собора в Константинополе (553 г.), призванного примирить с Халкидонским Собором его противников на Востоке.