205
Иерей Кирилл Киселев окончил Сретенскую духовную семинарию в 2008 году. Он застал те годы, когда монастырь только возрождался, и сам отец Кирилл, и его однокурсники в буквальном смысле этого слова приложили руку к этому процессу. Сегодня отец Кирилл – настоятель храма священномученика Власия, епископа Севастийского г. Вологды, пресс-секретарь Вологодской епархии. И о годах, проведенных в Сретенке, он вспоминает как о самых счастливых.
– Отец Кирилл, Вы учились в Сретенке, когда она еще была даже не семинарией, а училищем. Почему выбор пал именно на это учебное заведение?
– В 2002 году я окончил Вологодское православное духовное училище и захотел продолжить обучение в семинарии. Я написал прошение нашему владыке, тогда это был архиепископ Вологодский и Великоустюжский Максимилиан, на поступление в Московскую духовную семинарию при Троице-Сергиевой лавре. И каково же было мое удивление и огорчение, а где-то даже, наверное, разочарование, сейчас я могу об этом говорить смело, когда владыка Максимилиан благословил на поступление в Сретенское высшее монастырское училище. Тогда это учебное заведение называлось именно так. Я не имел ни малейшего представления, где это, потому что я, честно говоря, не связывал свою жизнь с монашеством. К стыду своему, я тогда даже не знал о Сретенском монастыре. Я спросил у владыки, почему именно такое благословение. Владыка Максимилиан тогда мне сказал съездить в Москву и посмотреть. Сам он бывал неоднократно в Сретенском монастыре. И с отцом Тихоном (Шевкуновым), тогда еще отцом Тихоном, у них были прекрасные, добрые, дружеские отношения.
И я поехал в Москву. Многие, говоря о Сретенском монастыре, вспоминают его такую особенность: когда выходишь из метро, поворачиваешь на Лубянку, в самый центр, везде – гул, но ты проходишь в ворота Сретенского монастыря, и сразу меняется картинка – ты попадаешь в совершенно другой мир. Вот именно так произошло и со мной. Самое первое впечатление – будто меня телепортировали в какую-то совершенно иную реальность. Вдруг ты оказываешься в прекрасном саду, где цветут розы, а приехал я летом. Кругом – тишина, все машины остались где-то вдалеке. И меня это буквально сбило с ног в хорошем смысле этого слова. Я сразу понял, что хочу здесь остаться и продолжать обучение именно здесь. Нисколько при этом не хочу умалять значение прекрасной, великой Московской духовной семинарии Троице-Сергиевой лавры, но в моем случае я понял, что я попал туда, куда нужно. Я оказался там, где нужно, и ни разу после этого не пожалел о том, что оказался именно в Сретенском высшем монастырском училище.
Ты проходишь в ворота Сретенского монастыря, и сразу меняется картинка – ты попадаешь в совершенно другой мир
В первом же моем семестре, по-моему, ближе к декабрю, по благословению Святейшего Патриарха Алексия II, оно было преобразовано в Сретенскую духовную семинарию. И дальше мы учились уже в семинарии.
Еще раз повторюсь, что это благословение моего правящего архиерея я до сих пор воспринимаю как благословение Божие. Нам, кстати, неоднократно об этом и отец Тихон говорил (он вел у нас пастырское богословие). Благословение архиерея может быть непонятным, в чем-то даже возмутительным, внутри может начать все бушевать. Но если мы себя именуем христианами и доверяем Богу, мы должны воспринимать благословение своего правящего архиерея как благословение Божие.
Не все мои сокурсники стали священниками, кто-то продолжил деятельность в светской среде, но любовь к семинарии и к Сретенскому монастырю сохранилась у всех нас. Это было прекрасное, удивительное время.
– Я так понимаю, что Вы до сих пор продолжаете общаться со своими однокурсниками? Расскажите, пожалуйста, про ваш курс.
– Так как я закончил Вологодское духовное училище, то при поступлении меня сразу взяли на второй курс. За время, пока мы сдавали вступительные экзамены, все абитуриенты сдружились. Мы все считали себя единым целым. Курс, на который я поступил, был небольшим. Мне кажется, это был вообще самый малочисленный курс за всю историю семинарии. Так получилось по разным обстоятельствам.
Мы разъехались по своим епархиям, стали служить в разных местах, но по сей день сохраняем общение. У нас есть чат в одной из соцсетей, мы каждый день переписываемся, спрашиваем, у кого как обстоят дела в тех епархиях, где мы находимся. Всегда стараемся, конечно, друг другу помочь. Время от времени встречаемся вживую. К сожалению, это бывает очень нечасто. Собираемся в нашем любимом Сретенском монастыре и общаемся буквально сутки напролет, стараясь поддерживать то единство, которое когда-то сложилось в обители. И это настоящее доброе Сретенское братство.
– Отец Кирилл, расскажите, пожалуйста, как учился Ваш курс. Сейчас ученики обязательно ездят в скит, у них очень благоустроенная, размеренная в плане быта жизнь. Как было у Вас?
– Семинария, в которой мы учились, и та Академия, которая есть сейчас, –это по своему содержанию и глубинному смыслу та же самая любимая Сретенка. Но в деталях все очень разнится. Я был в третьем наборе. Тогда и пятого курса не существовало. И сама территория Сретенского монастыря, где сейчас располагается Академия, еще не принадлежала монастырю. Был жилой дом на территории обители, который со временем нам передали, были здания, на месте которых сейчас построен замечательный, прекрасный, совершенно удивительный новый храм. Мы все жили уютной, очень дружной небольшой семьей.
Не только со студентами, но и с братией мы общались очень тепло, на многих послушаниях мы работали все вместе. Я, например, практически целый год имел послушание монастырского почтальона: ходил на почту в ближайшее отделение, собирал почту для монастыря и семинарии, потом ее разбирал, сортировал, передавал ответственному послушнику. Это было начало 2000-х, тогда еще не был так развит Интернет, и мы получали бумажные письма. Я их разносил студентам, все это было мило и трогательно. Это очень дорогое и приятное время для меня. Мы все жили в том корпусе, где и семинария располагалась, где сейчас живет братия. А потом уже появилась монастырская трапезная, потом расширился храм Владимирской иконы Божией Матери, появилась галерея вокруг него. И затем уже нынешнее здание семинарии было отремонтировано, и началось строительство прекрасного храма Воскресения Христова и Новомучеников и исповедников Церкви Русской.
И основная отличительная черта времени нашего обучения та, что мы всё делали вместе. Студенты и братия встречались за завтраком и обедом, потом расходились по своим послушаниям. С утра у нас, конечно, была учеба. Не было деления, что у студентов – какие-то свои специфические семинарские послушания, а у братии – свои. Нет, вместе подметали территорию монастыря в теплое время года, убирали снег в холодное время года. Когда это было необходимо, мыли помещения, где мы проживали, мыли коридоры, лестницы, лестничные пролеты, аудитории. Кто-то трудился в канцелярии и семинарии.
Скит тогда не носил статуса места для обучения первого курса. Скит был только скитом, но мы туда время от времени, по благословению отца Тихона, выезжали группами на богослужения. На каникулах можно было остаться там с согласия родителей и администрации. Доброе и теплое отношение к этому месту осталось у всех нас, кто давно закончил семинарию, несмотря на то, что мы учились непосредственно на Лубянке.
– Есть, быть может, небольшое сожаление, что у вас не было такого комфорта, как у нынешних студентов Сретенки?
– Наше время было прекрасным. Такие шикарные условия, в которых живут и обучаются нынешние студенты Академии, наверное, не найти больше нигде. И это факт. Но это не повод для того, чтобы те, кто давно закончил, завидовали или обижались. Нынешние студенты учатся в той Академии, какой ее изначально задумывал отец Тихон. А мы счастливы, что приняли непосредственное участие в становлении и семинарии, и монастыря. Я на сто процентов убежден, что все мои сокурсники подпишутся под этими словами. Да, в чем-то это был путь проб и ошибок, но подавляющее большинство из нас, учеников тех времен, счастливы, что мы приложили руки к возрождению и благоукрашению Сретенской обители и Сретенской семинарии.
И сейчас, когда мы приезжаем в наш любимый монастырь, идем по плиткам на территории, вспоминаем, что мы помогали рабочим эти плитки укладывать. Конечно, работали профессионалы, но нам давалась возможность принять участие в возрождении этой святой древней обители. Для нас это очень дорого, и сейчас мы понимаем, что время пройдет, а скромная лепта каждого из нас все равно останется с этим монастырем. И дороже этого, пожалуй, нет вообще ничего. Кроме, пожалуй, того братства, о котором я говорил в самом начале, которое сохраняется и, дай Бог, сохранится навсегда.
– Но надо сказать, что у Вас есть одно великое преимущество: Вы учились у владыки Тихона. Каким он был преподавателем?
– Когда мы учились, отец Тихон вел у нас пастырское богословие. Это основной предмет для будущего пастыря, где разъясняются различные сугубо практические моменты служения: как правильно совершать то или иное священнодейство, поднимались богословские вопросы – поведение пастыря, священника в обществе, его внешний облик. Такие, может быть, банальные, простые вещи, которые очень важны: как священник должен выглядеть, говорить, отвечать, как он должен представляться, в конце концов. Отец Тихон уделял этому особое внимание, и за это ему тоже особая благодарность.
И я хотел сейчас вспомнить, как у нас начался самый первый урок пастырского богословия. У отца Тихона всегда была высочайшая нагрузка, которой мы поражались. Поэтому нас, два курса, собрали вместе в одной аудитории. Мы готовимся к тому, что сейчас придет ректор и наместник в одном лице. И это не шутки. И вот мы встали и ждем в полнейшей тишине. Заходит отец Тихон, мы, естественно, помолились, как это положено перед каждой парой. Отец Тихон предложил нам сесть.
Мы сели, отец Тихон тоже сел, и дальше наступила оглушительная тишина. Она длилась несколько секунд, но, как это бывает в кино, казалась вечностью. Отец Тихон ничего не говорит, мы, естественно, вообще боимся пошевелиться, потому что это первая встреча с наместником и ректором, и что делать, мы вообще не имеем представления. Мы молчим, отец Тихон смотрит на всех нас, медленно водит взглядом, и первое, что он произносит: «Ну что, страшно?» И этот простой вопрос абсолютно в духе отца Тихона моментально разрядил обстановку. Мы перестали сидеть бледные, как полотно, и полностью расположились к преподавателю. И дальше все, что говорил нам отец-ректор, мы впитывали и внимали.
На уроках по пастырскому богословию он говорил и о личном опыте, говорил об опыте тех, у кого он учился, многих-многих отцов и отца Иоанна (Крестьянкина), конечно. Многое из того, что он нам рассказывал, легло потом в ту книгу, которую все прекрасно знают, – «Несвятые святые». Мы всё это слышали из его уст. У нас, конечно, были прекраснейшие преподаватели, все до единого, но не в обиду никому другому, это, наверное, лучший предмет, который у нас был. Мы научались пастырскому богословию в самом глубоком смысле этого слова. Мы слушали примеры из жизни других пастырей и их поучения. Мы постигали эту науку: какими мы должны быть, когда мы выйдем на это служение, как мы должны представлять не только себя как священников, но и ту Церковь, служителями которой мы являемся. Это было просто феноменально!
Хочется отметить, что в то время, когда мы учились, у нас в семинарии было такое правило – еженедельная Исповедь у самого отца-наместника. Я считаю, что это огромное преимущество, потому что Исповедь у отца Тихона была продолжением предмета «Пастырское богословие» в его практической плоскости. На Исповеди мы говорили уже о сокровенном, о том, о чем не расскажешь в рамках лекции. Мы раскрывали каждый по-своему отцу Тихону свою душу, и он каждому давал какие-то советы, рекомендации. И это то, что осталось с каждым из нас на всю жизнь. Со мной – совершенно точно. Огромный объем знаний был получен именно на Исповеди у отца Тихона. Это помогало потом, в последующие годы, и помогает по сей день в самых «близких к коже» вещах. Не касательно каких-то высоких богословских вещей, а в совершенно конкретных ситуациях, с которыми мы, священники, сталкиваемся в течение своей жизни, своего служения, как нужно реагировать на какие-то внештатные ситуации.
– Когда шли на Исповедь, Вы так же боялись, как и первого занятия с владыкой?
– Естественно. Корректность и почтение к ректору и наместнику присутствовали всегда. Но я на самую первую Исповедь к отцу Тихону шел безо всякого страха, у меня не отнимались ноги, язык никуда не прилипал. Перед Исповедью же читаются соответствующие молитвы. Мы вместе с братией собрались в алтаре, в левой его части, где находится жертвенник. И было ощущение, что мы здесь все вместе, как единая семья, и пусть это не прозвучит пафосно – мы пришли к своему отцу. И ощущение того, что мы находимся вместе со своим отцом, со своим наставником, очень быстро разгоняло любые страхи. Исповедей было ведь очень много за то время, когда мы учились, мы исповедовались еженедельно, если только не были больны или не случались какие-то иные обстоятельства.
И бывали такие моменты, когда ты идешь на Исповедь и думаешь, что сейчас с тебя точно голову снимут. Но удивительное качество, которое всегда было присуще отцу Тихону, заключалось в том, что он всегда понимал, когда тебя нужно приободрить. Или, наоборот, когда ты привыкал к этому, начинал воспринимать как некую обыденность, отец Тихон мог тебя быстро взбодрить и вернуть в реальность, чтобы ты не забывал, что любая Исповедь – это в первую очередь таинство. Я думаю, что те, кто исповедовался у отца Тихона, знают, о чем идет речь. У многих возникала потребность общения с духовным наставником, с ректором и наместником в одном лице.
Когда мы уезжали на летние каникулы, у многих из нас была потребность снова прийти на Исповедь. Отец Тихон каждому давал какие-то напутствия в конце учебного года. И мы делились тем, что у нас получилось, что не получилось. Ощущалась потребность в общении на Исповеди с тем, кто в нас вкладывал свои силы.
– Когда у тебя есть такой духовный наставник, то потом, как мне кажется, сложно без него обходиться по окончании семинарии. Полагаю, что расставание было достаточно болезненным?
– Абсолютно точно, потому что годы пребывания в стенах семинарии можно охарактеризовать как воплощенную реальную мечту. Мы попали в идеальное место. Нельзя сказать, что где-то хуже: в Церкви Христовой везде всё прекрасно. Но выходя из этих условий, где к нам относились бережно, где за нами ухаживали, воспитывали, мы попали уже на ту ниву, где мы должны работать. Там уже нет с нами наших воспитателей, которые будут подхватывать нас сразу же, пока мы где-то пытаемся сделать неловкие шаги. Есть период отвыкания от постоянного проживания внутри Сретенской обители, и он проходил с определенными сложностями.
Но и по сей день есть твердое ощущение, что духовная связь со Сретенской обителью и семинарией останется навсегда. Отец Тихон говорил всем и мне однажды сказал: «При любой возможности, при любой необходимости приезжай сюда». И я думаю, что это правило верно для всех выпускников на все времена.
Я окончил семинарию в 2008 году, и по сей день мы знаем, что мы можем приехать в Сретенскую обитель в любое время, и нас там встретят, и мы опять попадем в нашу дорогую, ценную для нас Сретенскую семью. Приезжаешь, и тебе всегда рады. Что может быть лучше? Я даже не представляю.
– Вам приходилось когда-то воспользоваться этим приглашением и советом владыки? Вы обращались к нему в каких-то сложных ситуациях?
– Да, это было многократно. Пока владыка трудился в Сретенской обители, при любой возможности, когда я оказывался в Москве по каким-то уже нашим епархиальным послушаниям, я, конечно, старался оказаться с ним на богослужении и по возможности исповедоваться. Более того, я очень дорожу как первой Исповедью у отца Тихона, так и первой Исповедью у владыки Тихона. По милости Божией я был на его епископской хиротонии. И в этот же день, вечером, исповедовался в Сретенском монастыре уже у владыки Тихона.
Все мы временами сталкиваемся с какими-то ситуациями, где не можем или боимся принять решение. И в самых ответственных для меня моментах я старался обратиться именно к нему. И как я уже говорил раньше, ни разу об этом не пожалел. Почему-то так получалось всегда, что в результате общения с отцом Тихоном, с владыкой Тихоном, все твои грандиозные проблемы вдруг представлялись совершенно малозначащими. Он умеет правильно расставить приоритеты: что действительно имеет значение, а что – просто твои страхи, беспокойства, которые только мешают. И мне это помогало всю мою жизнь. Как помогает и то, что мы слышали на уроках, и то, что давно было на Исповеди, и то, что было сказано на Исповеди значительно позже. Все это я всегда старался складывать в некую внутреннюю шкатулочку, чтобы на это ориентироваться в течение своей жизни. Я абсолютно уверен, что многие наши друзья, собратья, с кем мы учились, поступали и поступают так же.
– После окончания светского вуза часто бывает, что при устройстве на работу говорят забыть всё, чему тебя учили. Я так понимаю, что Вам действительно давали то, что нужно в служении, и до сих пор Вы этими знаниями пользуетесь. Понятно, что что-то обновляется, что-то собственный опыт Вам подсказывает, как правильно поступать. Но в целом база была заложена именно в Сретенке?
– Да, это абсолютно точно. Именно в Сретенской семинарии, как в духовном учебном заведении, которое и создается для того, чтобы подготовить будущих пастырей, нам давали те знания и навыки, которые нам были нужны в реальной практической плоскости: и богословие, и историю Церкви, и церковнославянский язык. Все базовое, что положено изучать в семинарии, нам давалось на высшем уровне.
Большое внимание уделялось и практике – тому, с чем мы должны столкнуться, когда приступим к служению, с чем мы, собственно, и сталкивались потом. И мы были в этом смысле, милостью Божией и благодаря трудам наших преподавателей и наставников, подготовлены. Конечно, нельзя быть ко всему готовым, но мы, по крайней мере, не оказались беспомощными котятами. Мы уже были с окрепшей мускулатурой.
– Сретенка для Вас – это что? Что она Вам дала?
– Сретенка – это счастье. То время, когда мы учились там, было временем счастья. То, что мы получили там, – это тоже большое счастье. Я как священник самый большой, важный и значимый вклад получил именно там.
Та дружба, которая завязалась в годы обучения, – это тоже большое счастье, которым мы дорожим. И то, что есть возможность сейчас, спустя время, спустя годы, снова и снова бывать там, – это тоже счастье. Когда я узнаю, что кто-то из моих нынешних друзей, прихожан и знакомых здесь, в Вологде, впервые оказывается в Сретенском монастыре и по возвращении рассказывает свои, на сто процентов восхищенные впечатления, для меня это тоже счастье.
Я радуюсь, что новые люди узнают о Сретенском монастыре, кто-то узнаёт об Академии, кто-то там учится, хотя я давным-давно закончил обучение и время уже прошло. И я вижу, что эти люди тоже совершенно искренне радуются и восхищаются тому, что они соприкасаются с этой духовной красотой. Для меня это тоже самое настоящее счастье.
Беседовала Наталья Рязанцева