«Дни лукавы». Размышления о значении физической смерти для человека

Московская Сретенская  Духовная Академия

«Дни лукавы». Размышления о значении физической смерти для человека

3304



Каждый стоит перед неизбежностью физической смерти. Такова участь человечества после грехопадения. Никому еще не удавалось избежать этого последствия первородного греха, за исключением Еноха и пророка Илии. Единственное, в чем человек может быть уверен в этой жизни, — в неминуемой смерти: Не радуйся смерти человека, хотя бы он был самый враждебный тебе: помни, что все мы умрем (Сир. 8:8).

Смерть — это неизбежное событие, которое должен с нетерпением ждать каждый человек. Нет пользы в том, чтобы забыть об этом предсказуемом явлении и скрывать от себя его неотвратимость. Истинный гуманизм и осознание смерти — зависимые переменные, поскольку только столкнувшись с реальностью грядущей смерти и приняв ее, человек может начать жить осмысленно, полноценно, памятуя слова апостола Павла: дни лукавы (Еф. 5:16).

Игнорируя измерение смерти, мы лишаем жизнь ее истинного величия и принижаем ценность земной жизни, сводим ее только к материальному. Именно осознание временного характера земного существования и приближения смерти придает наибольшую ценность не только жизни, но и смерти. Митрополит Сурожский Антоний, размышляя о времени, пишет: «Мы редко сознаëм, что такое настоящий миг. Мы переходим из прошлого в будущее и не переживаем реально и в полноте настоящий момент»[1]. 

Реалистическая позиция об отношении к факту смерти ясно выражена святителем Афанасием Великим: «Поелику Спаситель воскресил тело, смерть уже не страшна, но все верующие во Христа попирают ее как ничтожную и скорее решаются умереть, нежели отречься от веры во Христа. Ибо несомненно знают, что умирающие не погибают, но живы и чрез воскресение сделаются нетленными»[2]. 

Смерть преследует нас на протяжении всей жизни как постоянное, всегда повторяющееся повседневное переживание. И всё же она кажется глубоко неестественным явлением. Смерть не является частью главной цели Бога для Его творения: Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал всё для бытия, и всё в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле (Прем. 1:13–14). Господь создал нас не для того, чтобы мы умерли, а для того, чтобы мы жили.

Более того, Он создал нас как нераздельное единство. Человек — это не душа, заточëнная в тело и стремящаяся к побегу, но целостное единство, охватывающее душу и тело вместе.

Поэтому смерть как разделение тела и души — это оскорбление целостности нашей человеческой природы. Она чудовищна и трагична. Вспоминается эпизод из жизни митрополита Платона Левшина. Биограф святителя сообщает, что «хотя еще лет за 12 до кончины своей Платон приготовил себе могилу в устроенной для сего пещере при Вифанской церкви Лазарева Воскресения и лет за 9 сделал себе кипарисный гроб, но долго боролся с ужасом смерти и даже не любил воспоминания о ней»[3].

Перед лицом смерти близких нам людей и собственной смерти мы вправе испытывать чувство отчаяния, ужаса и негодования. Сам Иисус плакал у могилы своего друга Лазаря: Иисус прослезился (Ин. 11:35), а в Гефсимании Его переполняла тоска от перспективы собственной грядущей смерти: душа Моя скорбит смертельно (Мф. 26:38).

Апостол Павел рассматривает смерть как врага, которого надо истребить (1 Кор. 15:26), и он тесно связывает ее с греховностью: Жало смерти есть грех (1 Кор. 15:56).

Тем не менее, даже если смерть трагична, в то же время смерть — это благословение. Хотя она и не является частью первоначального плана Бога, тем не менее, она — Его дар, выражение Его милосердия и сострадания. По мысли святителя Феофила Антиохийского, «Бог оказал великое благодеяние человеку, что не оставил его вечно связанным грехом, но, как бы отправив в ссылку, изгнал его из рая, дабы он этим наказанием очистил в продолжение известного времени грех и, исправившись, потом мог быть возвращен»[4]. Для людей слишком ужасной судьбой представляется бесконечная жизнь в этом падшем мире, навсегда затянутом в порочный круг греха. Поэтому Бог дал нам путь к спасению. Священномученик Мефодий Олимпийский развивает эту мысль: «Бог, увидев, что Его “благопристойнейшее создание”, то есть человек, осквернено зловонием греха, внушенного врагом, попускает смерть и разрушение тела, не допуская тем самым бессмертия порчи и порока. Так тело преобразуется, украшается и снова восстает»[5]. 

Господь разрушает союз души и тела, чтобы впоследствии сформировать их заново, снова объединяя их при телесном воскресении в Последний День и, таким образом, воссоздавая их в полноте жизни. Он подобен горшечнику, за которым наблюдал Иеремия: И сошел я в дом горшечника, и вот, он работал свою работу на кружале. И сосуд, который горшечник делал из глины, развалился в руке его; и он снова сделал из него другой сосуд, какой горшечнику вздумалось сделать (Иер. 18:3–4). Божественный Горшечник возлагает Свою руку на сосуд нашего человечества, испорченный грехом, и разбивает его на куски, чтобы снова вылепить его на Своем колесе и переделать в соответствии с его первой славой. Таким образом, смерть служит средством восстановления.

В чинопоследовании православной панихиды звучат слова: «Древле убо от не сущих создавый мя, и образом Твоим Божественным почтый, преступлением же заповеди паки мя возвративый в землю, от неяже взят бых, на еже по подобию возведи древнею добротою возобразитися».

Таким образом, в нашем отношении к смерти присутствует два подхода, и они в конечном счете не противоречат друг другу. Мы видим смерть как неестественную, ненормальную, противоречащую первоначальному плану Создателя и поэтому убегаем от нее с горем и отчаянием.

Смерть также рассматривается как часть Божественной воли, как благословение, а не наказание. Это выход из тупика, средство благодати, дверь к воссозданию, ибо Христос однажды уже победил смерть. Поэтому христиане приближаются к смерти с надеждой. Горе, каким бы душераздирающим оно ни было, не безнадежно, ибо в Символе веры христиане исповедуют: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века».

Роман Питателев

[1] Антоний (Сурожский), митрополит. Жизнь, болезнь, смерть. — М.: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», 2015. — С. 49.

[2] Афанасий Великий, святитель. Творения иже во святых отца нашего Афанасия Великого. Ч. I. — Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. — С. 225.

[3] Снегирев И. Жизнь московского митрополита Платона. Ч. II. 2-е изд. М.: Спасо-Вифан. Монастырь, 1856. — С. 36.

[4] Феофил Антиохийский, святитель. Святитель Феофил Антиохийский и его три книги к Автолику. — М.: Катков и Ко., 1865. — С. 53.

[5] Василиадис Н. Таинство смерти. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1998. — С. 101.