Трансгуманизм и гендерные исследования. Интервью с Константином Мацаном

Московская Сретенская  Духовная Академия

Трансгуманизм и гендерные исследования. Интервью с Константином Мацаном

Сергей Витязев 4425



Мы поговорили с Константином Мацаном, модератором двух секций конференции, ведущим телеканала «Спас», о трансгуманизме, гендерах и отношении христианства к новым вызовам. 

Константин Михайлович, расскажите, пожалуйста, про секции, которые Вы сегодня возглавляли, чему они были посвящены?

Первая секция была посвящена — в соответствии с названием — перспективам и опасностям трансгуманизма. Вторая секция называлась «Гендерная идентификация: Божественные замыслы и человеческие возможности» и была посвящена христианской рефлексии о проблеме гендера.

Какие основные проблемы были затронуты?

Проблемы, связанные с трансгуманизмом, в каком-то смысле сводятся к вопросу «До какой степени мы вправе вторгаться в человеческую природу?». Ведь смысловой центр трансгуманизма как идейного течения заключается в том, что человеческую жизнь можно продлить вплоть до бессмертия путем применения новых технологий. То есть осуществить переход человеческого вида из актуального качества в какое-то новое — пост-человеческое, транс-человеческое… Технически это часто связано с необходимостью поместить человека в криокамеру, — проще говоря, заморозить, — чтобы разморозить, «разбудить» через десятилетия, когда наука, которая к тому моменту достигнет небывалых высот, позволит этому человеку поддерживать свою жизнь вечно. 

Другой вариант — это каким-то образом «извлечь» сознание человека из его тела (мозга) и перенести на новый «носитель» — на какой-нибудь компьютер. Один из участников секции в своем докладе указывал на то, что технически это сегодня невозможно, и даже о подступах к осуществлению такого переноса речи пока идти не может. По его словам, ученым на сегодняшний день не удалось воссоздать из электронных нейронов мозг крысы — там этих нейронов «всего лишь» 200 млн. Что уж говорить о попытке создать гипотетический компьютер под человеческий мозг, в котором нейронов — 8 млрд. Это какого же размера компьютер должен получиться… Так что мысли в этом направлении остаются сегодня, скорее, некой «мифологией» трансгуманизма. 

Мне доводилось в программе «Не верю» общаться с реальными трансгуманистами. «Реальными» — в том смысле, что они были практики, а не просто представители идейного течения. Один из моих собеседников заморозил — на самом деле (!) — свою родственницу. Другая собеседница являлась руководителем коммерческой компании, которая оказывала услуги по заморозке. 

Отдельная тема в вопросе о трансгуманизме — это проблема новых технологий, в том числе медицинских. Ведь мы же приветствуем успехи медицины, когда она позволяет человеку жить дольше и полноценнее, побеждает болезни, которые когда-то считались неисцелимыми. Тогда почему нас, христиан, настораживает идея сделать человека вовсе не болеющим и продлить его жизнь вплоть до физического бессмертия на земле? Где граница, за которой вмешательство в природу человека с «чисто медицинскими» целями превращается в претензию на изменение самой природы человека? Это вопрос, который требует ответа. 

Появляются ли какие-то очертания ответов на эти вопросы?

Сам вопрос об этой границе прозвучал на пленарном заседании в докладе авторитетнейшего французского православного богослова Жана-Клода Ларше. И в этой постановке вопроса, на мой взгляд, — уже половина ответа. Для начала следует признать, что граница есть. Это уже немало. Мы не отрицаем медицинские технологии как таковые, мы говорим об области их допустимого применения. Представляется, что проведение границы связано с целеполаганием. Одно дело, если цель — спасти здоровье. И совсем иное, если цель — переход в какое-то не вполне определенное трансгуманистическое будущее. 

Кроме того, у Ларше и у докладчиков на нашей секции прозвучала важная мысль: концепция трансгуманизма не учитывает духовную природу человека. И в этом смысле — это уже моя интерпретация услышанного — трансгуманизм терпит неудачу: он редуцирует всю полноту человеческой природы только к ее психосоматическому составу и тем самым «работает» не с подлинным человеком в его конкретности, а как бы с вымышленным, искусственно смоделированным. Конечно, это верно лишь в том случае, если признаëшь, что человек, личность есть духовное существо. 

Неким общим знаменателем дискуссий о трансгуманизме в рамках нашей секции я бы назвал мысль о том, что перспективу подлинного духовного и телесного бессмертия, о чем так радеет трансгуманизм, уже подарил человеку Христос. Однако это бессмертие, конечно, понято в христианстве принципиально иначе, чем в трансгуманизме.

Ваш доклад был посвящен гендерным исследованиям. Скажите, как сегодня Церковь или просто христианин, верующий человек должен отвечать людям, которые говорят, что гендеров несколько? От чего мы должны отталкиваться? Какая основа нашей аргументации?

В христианском богословии очень важным является понятие личности. Собственно, этому был посвящен мой доклад «Гендерная теория в контексте православного персонализма». Одно из ключевых положений персонализма — это представление о том, что личность есть «несводимость к природе» (знаменитая формула В.Н. Лосского) и, стало быть, имеет свободу «самоопределяться» по отношению к своей природе. И это парадоксальным образом очень близко к тому, что говорит гендерная теория: человек может самоопределиться по отношению к своей биологической природе и сам, по своему усмотрению, решить, кем быть: мужчиной или женщиной. 

Я не стремлюсь выступать критиком или «ниспровергателем» персоналистского направления мысли. Мы лишь вынуждены обратить внимание на риски, которые связаны в этом смысле с персоналистской концепцией, которая в целом представляется мне одной из важнейших в философско-богословском арсенале. А избежать этих рисков можно в том случае, если внятно и последовательно указывать на богословские корни самого понятия о личности — на православную триадологию и христологию. В общем виде это и есть наш ответ, как мне кажется: обращать внимание на то, что именно религиозное понимание личности — изначальное, а потому «оригинальное», наиболее полное и глубокое.  

Давайте предположим, что Вы всё это объяснили человеку с противоположной позицией, описали ему красоту именно церковного учения о личности, о нашей связи с Богом, и он, допустим, с этим согласился. Но почему это лишает его возможности также посредством Бога определиться? Где тут поворотный момент, когда он все-таки должен сказать: если я родился кем-то, то я этот кто-то и есть, мужчина или женщина, и иных вариантов в данной парадигме нет?

Тут, мне кажется, есть два момента. Во-первых, есть Промысл. И даже если человек не верит в Бога, то всё равно, скорее всего, в глубине сознания сохраняет интуицию своей неслучайности в бытии. Он родился неслучайно, и неслучайно в этой стране, у этих родителей, и, стало быть, неслучайно мужчиной или женщиной.

А второй момент — тут мы снова обращаемся к понятию личности: личность — это целостность. А целостность — это такое устроение, из которого нельзя «вынуть» одну часть, не изменив и не разрушив при этом всю систему как таковую. Целостность — это единство и иерархия частей в их уникальности. Дело не обстоит так, что можно взять человеческую личность, «вынуть» из нее мужской пол, «вставить» на освободившееся место женский, и будет как бы прежняя личность, но с другим полом. Нет, не будет прежней личности. Будет личность поврежденная. Или хуже — аннигилированная, уничтоженная. А новой на этом месте не возникнет.   

Как Вы считаете, гендерные исследования не наносят вред нашим привычным устоям, нашим привычным представлениям о мужском и женском? Может быть, в них больше вреда, чем какого-то смысла для человечества? Нет ли в этом соблазна, вызова?

Мир, как мы знаем, вообще во зле лежит. Ввиду научного занудства замечу, что гендерные исследования бывают очень разные. Например, исследования о сравнительной степени вовлеченности мужчин и женщин в экономику, политику и т.д. В этих социологических исследованиях ничего искусительного, на мой взгляд, нет. Как нет ничего ненормального в желании равных социальных возможностей для мужчин и женщин. 

Другое дело, когда мы говорим о тех гендерных исследованиях, о которых была речь выше, когда под вопрос ставится биологическая природа человека. Из этого и вырос мой доклад — попытка посмотреть на современные гендерные теории как на вызов христианскому мировоззрению. Но на то он и вызов, чтобы на него отвечать. Вовсе его не замечать или отмахиваться неправильно, нужно что-то этому противопоставлять.

Какие у Вас впечатления от конференции?

В этой конференции я бы отметил смелость подхода. Очень много в последнее время в церковной среде мы говорим о том, что надо обсуждать, если угодно, острые и неудобные темы. Острые, не в смысле какой-то политической, сиюминутной остроты, а те темы, где действительно есть, о чем поговорить, где действительно нет очевидных ответов и эти ответы нужно искать.Темы трансгуманизма, гендерной идентичности, искусственного интеллекта и остальные темы, которые были представлены на конференции, — они проблемные именно в этом смысле 

Мы входим в область, где больше вопросов, чем ответов. Где светской науке и вообще секулярному миру есть очень много о чем заставить нас задуматься, что противопоставить традиционному христианскому мировоззрению. И нужна смелость, чтобы, с одной стороны, не бояться на эти темы говорить, а с другой — шлифовать о них сегодняшнюю христианскую философию в каких-то ее деталях, допускать новые подходы в каких-то аспектах, так чтобы не повреждалось при этом главное и существенное в нашем вероучении. Эта смелость, как мне кажется, была явлена на прошедшей конференции.

Беседовал Витязев С.В.