АУДИТОРИИ, МУЗЕИ, ДОМАШНИЕ БИБЛИОТЕКИ

Московская Сретенская  Духовная Академия

АУДИТОРИИ, МУЗЕИ, ДОМАШНИЕ БИБЛИОТЕКИ

Александр Ужанков 17743



Сайт Сретенской семинарии предлагает читателям цикл бесед о русской словесности и культуре с профессором Александром Николаевичем Ужанковым, теоретиком и историком литературы и культуры Древней Руси, преподавателем Сретенской духовной семинарии, проректором Литературного института им. Максима Горького.

(продолжительность: 10:33)


***
– Александр Николаевич, вы читаете лекции во многих учебных заведениях, различные слушательские аудитории прошли перед вашими глазами. Какую из аудиторий вы для себя выделяете особо в качестве наиболее благодатной почвы для взращивания вот этой самой нравственности?

– Конечно, каждая лекция зависит от аудитории – вы здесь абсолютно верно подметили. Поскольку в общем-то ориентируешься на аудиторию и на ВУЗ, в котором преподаешь, и в общем-то знаешь, чего недостает... Скажем, недавно я читал лекции в МИФИ – это Московский инженерно-физический институт. Там готовят ядерщиков, прикладных ядерщиков, скажем так, и меня сначала удивило, почему они попросили прочитать им лекции. Потом, пообщавшись с этой очень большой аудиторией, – потому что на лекцию пришло более ста человек, и вот те вопросы, которые мне задавали, – я понял, что тут есть определенная лакуна, которую нужно непременно заполнить. Если она не будет заполнена чем-то духовным, то, естественно, она будет чем-то безнравственным заполнена – у человека пустоты не бывает, не бывает ни в сознании, ни в его душе пустоты.
Для них была одна лекция – я больше говорил о времени и пространстве, то есть о тех категориях, которые, казалось бы, ближе им, особенно время – это какая-то философская категория или это физическая категория. А дальше уже пошла речь о сознании древнерусского книжника, о его отражении мира, о его понимании мира. Оказывается, что древнерусский книжник больше понимал, чем современные физики, в мироздании – если посмотреть, как он его описывал, как он его воспринимал и так далее. Это для них было очень интересно, потому что то, что они в формулах отражают, те отражали в символах. А что такое формула? Это тоже своеобразный символ.

Сейчас можно сказать и донести гораздо больше, чем это возможно было прежде. Поэтому происходит новое прочтение хорошо известных произведений

Другая аудитория – это, скажем, учительская аудитория. Учителя закончили школы и ВУЗы в советское время и, естественно, у них был определенный багаж знаний. Им нужно сейчас как-то перестраиваться, потому что они прекрасно понимают, что сейчас можно сказать гораздо больше и донести больше, чем это возможно было прежде. Поэтому, по сути дела, происходит новое прочтение хорошо известных им произведений. Скажем, в «Шинели» мы в Акакии Акакиевиче открываем не просто мелкого чиновника, как прежде представляли, а духовно нищего человека, потому что он копит земные богатства, а не небесные. И это во всем происходит.

Если бы мы по-настоящему изучали древнерусскую словесность и труды святых Отцов, у нас был бы совершенно другой духовный фундамент для понимания произведений XIX века

Скажем, «Гроза»: мы видим, как раскрывается теория прилога – все пять стадий греха. Или та же «Анна Каренина» – те же самые пять стадий греха, от прилога и, собственно, до самой страсти, до самоубийства. Понимаете, если бы мы когда-то по-настоящему изучали древнерусскую словесность и были знакомы с трудами святых Отцов – того же Василия Великого, например, да, теория прилога, или Нила Сорского, который у нас уже, на русской почве разрабатывал это, то это был бы совершенно другой духовный фундамент, духовное основание для понимания произведений XIX века. Но, конечно же, самая благоприятная для меня аудитория – это не комплимент – это Сретенская семинария, или же Высшие богословские курсы. Почему? Потому, что я говорю с единомышленниками, то есть я могу откровенно говорить о своих взглядах православного человека. Я и там откровенно, естественно, говорю, но тот подход, который я применяю на лекциях, здесь идет в унисон мировосприятию слушателей, поэтому мне не нужно очень многое объяснять – эта аудитория уже подготовлена. Мне приятно с ними беседовать именно как с единомышленниками и единоверцами, потому что все попадает на такую благоприятную почву. Так что семинаристы – это моя любимая аудитория, и Высшие богословские курсы. В Златоустовском центре (там я публичные лекции читаю, для людей православных или которые только приходят к вере), конечно, свой подход, потому что в какой-то степени это катехизаторские курсы, и можно использовать и русскую литературу, через нее объяснять многие вещи.


     – Существуют различные способы воспитать в себе интерес и любовь к какому-либо делу. И в этом плане столица, наверное, находится в более выигрышном положении, чем многие другие города нашей необъятной Родины. Здесь сохранилось много домов- или квартир-музеев, в которых жили и творили русские писатели и поэты. Знакомство с этими достопримечательностями помогает не только соприкоснуться с творчеством русских классиков, но и узнать больше об их жизни. Какие места вы посоветовали бы посетить молодым людям, стремящимся приобщить себя к русской литературе, полюбить ее?

– Ну, прежде всего, это те дома, которые сохранились с тех времен, когда там кто-то проживал. Например, музей Горького на Малой Никитской. Это замечательный особняк в стиле русского модерна начала XX века, принадлежавший Рябушинским, очень интересный памятник архитектуры. И, что немаловажно, почти весь интерьер, антураж, даже можно сказать, запахи сохранились с тех пор, как там жил Горький. Конечно, великолепна его библиотека… Не всем ее дают потрогать, посмотреть, но, скажем, коллекцию нэцкэ, которую он собрал, можно увидеть. Это поражает – как босяк смог собрать такую великолепную коллекцию нэцкэ! Мало кто знает, что Горький этим увлекался.

Мне очень нравится музей Льва Николаевича Толстого в Хамовниках. Это, опять же-таки, дом, который прекрасно сохранился с тех времен, когда он там проживал и писал уже свои поздние произведения. И эта его дальняя угловая комната – кабинет. Он изображен на картине Крамского, если я не ошибаюсь, в этом кабинете. Там тоже все предметы не восстанавливали, а именно личные предметы Льва Николаевича, даже сапоги, которые он сам тачал, чтобы, наверное, специально, в витрине стояли. А потом приходили студенты и смотрели, и говорили: надо же, граф сам себе стачал сапоги.

Еще замечательный музей – он сейчас вот открылся, как раз, к юбилею – Михаила Юрьевича Лермонтова, на Молчановке. Этот небольшой домик с мезонином бабушка, любимая бабушка снимала для своего любимого внука, когда он учился в пансионе, а потом и на первом курсе Московского университета. Три года он прожил здесь, на Молчановке. И вот сейчас открылся этот музей, замечательный совершенно. В нем тоже можно почувствовать атмосферу того быта, старомосковского быта начала XIX века. То есть я говорю о том, что можно посещать любой музей.

Для Горького самообразование было важнейшим делом – он учился всю жизнь. Это для каждого из нас замечательный пример
 Вот в Старой Руссе дом-музей Достоевского. Наконец-то, уже лет 20 назад, даже больше уже, как выкупили, восстановили – тоже немаловажно. Скажем, в Петербурге можно пройтись по литературным местам. Есть даже такая большая экскурсия по литературным местам Петербурга. Там музеи очень хорошо сохранились – того же Достоевского, Блока, многих других русских писателей. Так что вот такие музеи, усадьбы, скажем, как Ясная Поляна, как Тарханы, как Михайловское, ну и так далее – они, в какой-то степени, позволяют, наверное, приобщиться к писателю и на бытовом уровне даже. Просто посмотреть, в какой скромной обстановке они жили. У нас вот свое представление о них, а оказывается – совсем другое. Скажем, вот мы о Горьком говорили сегодня. Знаете, а ведь значительную часть всех заработанных денег он тратил на книги. Почему? Потому что для него, не закончившего никакой университет, самообразование было важнейшим делом – он учился всю жизнь. Это, в принципе, для каждого из нас совершенно замечательный пример. Собственно, вот если говорить о той эпохе, в которой я рос, скажем, советской эпохе – ведь немаловажным было то, что в каждом доме была библиотека, хотя бы маленькая, хоть этажерка с книгами, но непременно стояла. А то и один или два книжных шкафа, а это, извините, где-то 500–700 книг. Вот такая минимальная библиотека в каждом доме была – я это подчеркиваю. Мы обменивались книгами, читали, мы перечитывали все, что было, потом уже кто-то начинал собирать собственную библиотеку. Ну, скажем, если это был я, то я уже знал, чем буду заниматься, я уже собирал профессиональную библиотеку, но начиналось все именно с домашней библиотеки. Дома непременно должны быть те книги, к которым «в минуту жизни трудную» протянул руку, взял и почитал, или же те, которые постоянно подпитывают наше сознание, наш интеллект, потому что без чтения книг интеллект чахнет. Это то же самое, если из колодца не брать воду – колодец быстро песком покроется, его нужно чистить, несомненно. И точно также наш интеллект – если его не подпитывать книжным чтением, то он быстро зачахнет.