Несмотря на то, что по истории Псково-Печерского монастыря было написано достаточно много работ, как за прошедшие столетия, так и в наши дни, прошлое этой обители и по сей день интересно православным людям, т.к. она на протяжении веков являлась как оплотом православия, так и центром духовной жизни. И годы советской власти — далеко не исключение.
Псково-Печерский монастырь, находящийся на расстоянии 52 км от г. Пскова, был
основан в XIV веке. Земля, на которой находится обитель, принадлежала городу:
на этом месте был овраг, ручей Каменец и густой непроходимый лес, и к 1392 году
эту землю купили горожане Изборска под вырубку леса. Именно в этом году
крестьянин Иван Дементьев обнаружил «Богом зданые пещеры», и именно эта дата и
является началом летоисчисления жизни обители. Территория, на которой был
основан монастырь, изначально находилась на русских землях, поэтому и она, и
первый храм обители были освящены по благословению русского архиерея —
архиепископа Новгородского и Псковского Феофила. Однако в XX веке монастырь на
несколько десятилетий оказался за пределами юрисдикции Московской Патриархии.
Поскольку вопрос Церковной принадлежности очень важен, то видится необходимым
остановиться на нем подробнее.
Судьба Псково-Печерского монастыря в первые годы существования СССР
19 мая 1919 года Учредительное собрание Эстонии провозгласило образование
Эстонской республики. В 1920 году Эстония заключила мирный договор с Советским
правительством. По этому договору была определена граница двух государств. К
Эстонии отошли исконно русские земли — часть Псковской губернии с находящимся
здесь Псково-Печерским монастырем.
В связи с этим нужно отметить, что
в своем территориальном делении Поместные Церкви «сообразуются с
политико-административными границами. Помимо очевидных удобств, этот принцип
находит косвенное обоснование в самих канонах. Так, 38-е правило Трульского
собора гласит: "Аще царскою властию вновь устроен или впредь устроен будет
град, то гражданским и земским распределениям да следует и распределение
церковное"»[1].
Конечно, Псково-Печерский монастырь не был вновь устроен, но попал в
подобное положение в связи с теми катастрофами, которые переживала Россия в
начале XX столетия. Поэтому в том же 1919 году состоялось заседание Священного
Синода и Высшего Церковного Совета Русской Православной Церкви, на котором
обсуждался вопрос о каноническом положении упомянутых выше территорий. Было
принято постановление, в котором говорится: «Ввиду того, что Эстонская Церковь
как находящаяся в пределах самостоятельного государства фактически уже
пользуется самостоятельностью во всех делах церковно-хозяйственных, церковно-административных,
школьно-просветительских и церковно-гражданских... признать Эстонскую
Православную Церковь автономной впредь до разрешения вопроса автокефалии ее
Всероссийским Церковным Собором...»[2]. В последующие годы был
создан синод Автономной Православной Церкви в Эстонии (АПЦЭ), через который
осуществлялась связь с патриархом Тихоном. В этот период Псково-Печерский
монастырь становится одним из главных духовных центров Православия в Эстонии.
К Эстонии отошли исконно русские земли — часть
Псковской губернии с находящимся здесь Псково-Печерским монастырем
В 1922 году Русская православная Церковь переживает тяжелейшие времена:
изъятие церковных ценностей, массовые репрессии духовенства и мирян, заключение
Патриарха Тихона. В это время в Константинопольской Церкви Патриархом становится
митрополит Афинский Мелетий IV (Метаксакис). Он, преступив допустимые для
отдельно взятой Поместной Церкви пределы в отношениях с другими Церквями,
заявил об «обязательном и исключительном подчинении Константинопольскому
Патриарху всей православной диаспоры и всех православных приходов и епархий,
находящихся вне границ государств, в пределах которой пребывают Поместные Православные
Церкви»[3].
Всякие попытки Патриарха Мелетия IV получить в подчинение епархии Русской
Православной Церкви за рубежом не увенчались успехом. Эстонское правительство
отличалось крайним национализмом, а большинство его представителей исповедовали
лютеранство, следовательно, не имели особого представления о каноническом
устройстве Православной Церкви. Однако эстонское правительство имело целью
исключить советское влияние на Эстонию по церковным каналам. Под сильным
политическим давлением со стороны правительства собор АПЦЭ (Автономной
Православной Церкви в Эстонии) обратился в 1922 году к Константинопольскому
патриарху с прошением о даровании ей автокефалии. В 1923 году патриарх Мелетий
IV передал архиепископу Таллиннскому и Эстонскому Александру (Паулусу) документ
о принятии в свою юрисдикцию Эстонской Церкви на правах автономного округа.
Эти антиканонические действия, в конечном счете, привели к ухудшению взаимоотношений
между Московской и Константинопольской Патриархиями. Таким образом, русские
территории, отошедшие к Эстонии в силу межправительственного договора 1920
года, оказались окончательно отторгнутыми от Русской Православной Церкви. В их
числе был и Псково-Печерский монастырь. С 1924 года настоятелями монастыря
являлись епископы вновь учрежденной Печерской епархии. Такое положение дел
продолжалось до 1940 года, когда на территории Эстонии была установлена
Советская власть. 10 сентября 1940 года Таллиннский митрополит передал
местоблюстителю патриаршего престола митрополиту Сергию (Страгородскому)
письмо. В этом письме излагались обстоятельства перехода в юрисдикцию Константинопольского
патриархата, а также намерение вернуться в лоно Русской Православной Церкви. 12
мая 1941 года произошло присоединение Эстонской Автокефальной Церкви к
Московскому патриархату. Что касается Псково-Печерского монастыря, то до конца
Великой Отечественной войны монастырь находился под управлением Таллиннской
митрополии. После освобождения Печерского края от оккупантов монастырь
продолжил процесс налаживания связи с Московской Патриархией. В августе 1944
года наместник монастыря игумен Павел (Горшков) обратился к архиепископу
Псковскому и Порховскому Григорию, временно управляющему Ленинградской
епархией, с прошением о принятии обители в каноническое общение с Московской
Патриархией. По этому поводу в монастырь прибыл представитель архиепископа Шишкин
А. Ф. для выяснения состояния монастыря и братии, ее отношения к Патриарху
Сергию (Страгородскому) и других вопросов. После сбора необходимой информации о
монастыре выяснилось, что во все время пребывания в составе АПЦЭ он не принял
никаких нововведений как в церковно-богослужебной практике, так и во внутреннем
укладе жизни. В этом же году обитель была принята в канонические общение[4].
Монастырь и архиерей: образование Псковской епархии
Псково-Печерский монастырь в 1945 году вернулся в юрисдикцию Московской
Патриархии и в связи с этим вошел в состав Псковской епархии. В это время
епархией правил митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков).
Эстонское правительство имело целью исключить
советское влияние на Эстонию по церковным каналам
В своих информационных отчетах уполномоченный Совета по делам Русской
Православной Церкви по Псковской области неоднократно писал руководству о том,
что без архиерея духовенство Псковской епархии мало и плохо контролируется.
Митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий, под властью которого и
находилась Псковская епархия, недостаточно уделял внимания духовенству и
проблемам епархии. Для контроля за духовенством, а значит, и религиозной
обстановкой среди населения уполномоченному Совета по делам Русской
Православной Церкви Лузину А. И. не хватало централизации духовной власти. Он
неоднократно писал в Совет, что «отсутствие епископского управления в г. Пскове
создает трудности в [его] работе по осуществлению деятельности приходов»[5]. Лузин часто сообщал
митрополиту о проблемах епархии, связанных с церковным имуществом. Случалось
так, что уполномоченный приезжал и в Ленинград на встречу к владыке, однако
тот, по словам Лузина, «...только возмущается, но ничего не делает»[6].
Однако в связи с анализом архивов Совета по делам Русской Православной
Церкви складывается впечатление, что митрополит Григорий занимал все же очень
мудрую позицию в отношении Совета. Наблюдая заинтересованность уполномоченного
Лузина в решении многих совместных проблем в отношении Псковской епархии,
митрополит не торопился с решениями. Кроме того, естественно, охватить весь
вверенный ему регион полноценным вниманием к каждому приходу не предоставлялось
возможным в силу обширности территории и отдаленности ее от Ленинграда.
Епископ Георгий (Садковский)Так или иначе, но к концу 1947 года в Псковской епархии все же появился
викарный архиерей. На эту должность назначили прибывшего из заключения епископа
Георгия (Садковского). В его обязанности входило наблюдать за духовенством, а
также иметь право назначения псаломщиков[7].
Владыка Георгий недолго управлял Псковской кафедрой. За время заключения и
ссылок он сильно подорвал здоровье и не смог справляться с управлением
епархией. В 1948 году владыка уходит на покой в Псково-Печерский монастырь. В
этом же году состоялась епископская хиротония наместника монастыря архимандрита
Владимира (Кобец). Епископ Владимир был назначен викарием по Псковской епархии
с постоянным местом пребывания в Псково-Печерском монастыре. Владыке присвоили
титул — «Порховский». В 1949 году «Порховское викариатство» было ликвидировано,
владыке Владимиру был присвоен достаточно формальный титул — «епископ Изборский».
В этом же году указом Святейшего патриарха Алексия I он был направлен
начальником Русской Православной Миссии в Иерусалиме. После этого назначения
епархия была объединена в самостоятельную «Псковскую и Порховскую», а ее
правящим архиереем назначен епископ Иустин (Мальцов). Однако самостоятельность
епархии продлилась всего лишь два месяца (август, сентябрь), после чего епископ
был переведен на Вологодскую кафедру, а Псковская снова была присоединена к
Ленинградской епархии.
Таким образом, митрополит Григорий (Чуков) снова стал управляющим
Псковской епархией, а значит, и монастырем. За время своего правления
митрополит несколько раз посещал Псковскую землю и Псково-Печерский монастырь.
Эти визиты были в 1946 и 1949 годах. Они подробно и живо описаны в
воспоминаниях протоиерея Евгения Пелешева. Митрополит Григорий управлял
Псковской епархией вплоть до 1954 года. В этом году священноначалием Русской
Православной Церкви было решено вновь отделить Псковскую епархию в
самостоятельную единицу. «...4 декабря 1954 года прибыл в Псков епископ Иоанн
(Разумов), который стал именоваться епископом Псковским и Порховским.
Впоследствии он был возведен в сан архиепископа, а потом и митрополита. Владыка
Иоанн, — как вспоминает протоиерей Евгений Пелешев, — управлял Псковской епархией
33 года!»[8].
11 ноября 1954 года ему было дано право быть также настоятелем в
Псково-Печерском монастыре. Правление митрополита Иоанна продлилось до 1987
года. В тот год владыка Иоанн ушел на покой, а на его место был назначен
архиепископ Владимир (Котляров).
Как видно из вышеизложенного, каждый епископ, который непосредственно
управлял Псковской епархией, был тесно связан с Псково-Печерским монастырем. Епархия
и монастырь в тот период представляли собой некий монолит, обитель являлась не
только духовным и религиозно-просветительским центром для всего региона, но и
сосредоточением административной власти. В то время, назначая священника на
«осиротевшие» приходы Псковской епархии из числа своей братии, монастырь спас
от закрытия несколько храмов.
Печорское благочиние: общая с
монастырем судьба
Как уже отмечалось выше, к 1945 году монастырь оказался под советской властью.
Чтобы представить картину тех лет более полно, необходимо рассмотреть не только
судьба к монастыря, но и жизнь Печорского благочиния подробнее. Оно оказалась с
монастырем почти в одинаковых условиях, в новой для района советской действительности.
К началу 1945 года ситуация в Печорском благочинии была весьма сложной. Это
обусловлено тем, что Печорский район отошел от Эстонской ССР. В результате
Печорское благочиние оказалось разделено государственной границей. Часть
приходов территориально вошла в состав Псковской области. Они безболезненно перешли
в юрисдикцию Московской Патриархии. Другая часть, принадлежавшая Печорскому
благочинию, территориально осталась в Эстонии. В сложной ситуации оказался
приход Святителя Николая в Таиловской деревне, который находился на расстоянии около
2-3 км от
Печор. Новая граница прошла в 5
км от деревни. На приходском кладбище осталось много
погребений эстонских жителей. На территории же Эстонии осталась часовня в
деревне Мегузицах и часть прихожан Таиловской Церкви. В связи с этим к
митрополиту Григорию Ленинградскому и Новгородскому обратился благочинный
Печорского района протоиерей Эллий Верхоустнский с просьбой принять прихожан Таиловской
церкви в Печорское благочиние «согласно их просьбе»[9].
Псково-Печерский монастырь в 1945 году вернулся в
юрисдикцию Московской Патриархии и в связи с этим вошел в состав Псковской
епархии
Возникала сложная ситуация с эстонским духовенством, которое делало все
возможное, чтобы открыть «новый» приход, но из прихожан Печорского благочиния
«при самовольным завладении, — как указанно в отчете уполномоченного Совета по
делам РПЦ, — принадлежащих Таиловской церкви молитвенным домом и находящимся в
нем церковными вещами и колоколом»[10].
Настоятель храма протоиерей Эллий Верхоустенский обратился к уполномоченному за
помощью в решении этой проблемы. Уполномоченный Лузин писал: «В то время, как
половина прихода отошла к Эстонской ССР, эстонское епархиальное управление
образовало новый приход вопреки возражениям верующих. Для этого использовали
часовню. В ней хранились церковные вещи Тайловской церкви. Эту жалобу отправил
уполномоченному по Эстонской ССР»[11]. Таким образом, не обошлось
без вмешательства государственной власти, однако, благодаря этому
вмешательству, имущество прихода было возвращено. Прихожане смогли перейти
вместе с храмом в юрисдикцию Московской Патриархии и посещать родной приход,
поскольку граница в те времена была открыта.
Оказавшись в советской действительности, духовенство Печорского
благочиния столкнулось с новыми трудностями. «В феврале пленум исполкома
постановил запрет на разбазаривание колхозных земель. В районах, где
единоличный сектор хозяйства (Печорский, Когановский, Пыталовский районы) часть
приходов имела причтовую землю, которую начинают отбирать»[12].
Кроме того духовенство в этих районов осталось без земли и без хлебных
карточек, которые власть отказалась выдавать.
Священники обратились к уполномоченному с просьбой выделить земельный
участок под огород. «Чтоб быть компетентным в данном вопросе, — пишет
уполномоченный, — я консультировался в областном земельном отделе. В
большинстве районов удовлетворяют просьбу просящих священников и настоятелей,
но дают негодный участок или вдали от дома. В Пыталовском, Качановском и
Печорском районах, отошедших от Латвийской и Эстонской ССР, церкви в
большинстве своем имеют землю, размер которой в каждом случае разный. В
некоторых Сельсоветах эту землю начинают отбирать»[13].
Братский корпус после войныИз Совета пришло разъяснение на этот счет, в котором говорится, что
служители культа имеют право на огородный участок на общих основаниях. По этому
поводу уполномоченный Лузин сообщает, что каждому такому случаю уделяет особое
внимание. Так, например, священник Виноградов из прихода Печки Печорского
района имеет землю 2,2 га.
Приход этой церкви небольшой, а доход, получаемый от храма настолько мал, что
его можно расценивать как подсобный. Основным источником существования для
священника является доход от обрабатывания земли. Естественно, священник не
может самостоятельно обрабатывать столь большой объем земли, поскольку ему приходится
исполнять требы по всему району. Он пользуется наемной рабочей силой. В то
время как данная ситуация, по замечанию тов. Лузина, «имеет сильный характер,
не могла и не может остаться без внимания. Поэтому постановлением Сельсовета
земля у него была отобрана и передана малоимущим крестьянам»[14].
Уполномоченный Совета внял просьбе священника и направил заявление председателю
Райисполкома с просьбой удовлетворить жалобу священника Виноградова, однако было
обозначено условие, что он будет обрабатывать землю сам и без посторонней
помощи. В Совете при рассмотрении данного отчета на полях карандашом появилась
заметка: «Нужно дать разрешение»[15].
Власть и Церковь
На основании архивных материалов Совета по делам Русской Православной
Церкви можно сделать некоторые наблюдения о том, как уполномоченный Лузин
проводил политику Совета на местах. Лузин неоднократно вмешивался во внутренние
дела епархии, в том числе и дела Печорского благочиния. Он тайным образом способствовал
продвижению своих людей на ключевые места епархии, о чем сам же и сообщал в
отчетах, и своими действиями нередко провоцировал конфликтные ситуации среди
духовенства.
Так, например, в Печковской церкви Печорского района умер настоятель, и
на его место был назначен недавно рукоположенный священник по фамилии Михайлов.
На первый взгляд, ситуация обычная, точнее сказать, — непримечательная. Однако
благочинный Печорского района протоиерей Эллий Верхоустенский готовил на этот
приход своего сына — священника Николая Верхоустенского, который в это время
служил в одном из приходов на территории Латвийской ССР. В отчете Лузин сообщает
важный факт: «Назначили Михайлова по моей рекомендации»[16].
Стоит заметить, что в отчете данная фраза была подчеркнута карандашом
работником Совета Ивановым, что свидетельствует о важности и одобрении действий
уполномоченного. Естественно, ни отец Эллий, ни отец Николай, а, тем более,
наместник монастыря, не имели понятия о таком ходе дела. «Между тем, — как
сообщает уполномоченный, — благочинный Верхоустенский думал, что это сделал настоятель
Печорского монастыря Агафон». Повествование продолжается следующим: «В середине
месяца марта в монастырь пришел пьяный Николай Верхоустенский и пытался избить
архимандрита Агафона. История закончилась тем, что Николая Верхоустенского
забрала милиция и, связав, продержала всю ночь»[17].
Подобные действия уполномоченного, несомненно, несут в себе разрушительный
характер, однако более жестко обстояла ситуация с представителями местной
власти.
Представители местной власти в большинстве случаев в своем антирелигиозном
настрое вели себя по отношению к духовенству крайне несдержанно и порой
жестоко. Так, например, священник села Хредино Павского района Белов был избит
представителями местной власти. Уполномоченный сельсовета по проведению
подписки на заем Тимофеев и счетовод колхоза Егоров пришли к священнику в
пьяном виде и потребовали «выплаты или угощения»[18].
Священник пытался выдворить непрошенных гостей, но был жестоко избит[19].
Каждый епископ, который непосредственно управлял
Псковской епархией, был тесно связан с Псково-Печерским монастырем
Другой случай отношения к духовенству: в селе Павы секретарь РК ВКП(б)
Борисенко требовал от священника Бориса Фессак к государственному заёму вписать
в документы вместо 500 рублей — 5 тысяч. Когда священник отказался это сделать,
секретарь заявил, что ему известно, какой суммой располагает отец Борис на
счете в банке. На вопрос о том, откуда Борисенко обладает этой информацией, он
ответил: «Для меня нет никаких секретов»[20].
Таким образом, партийный секретарь игнорировал тайну вклада. Надо отдать
должное, что этот факт не остался без внимания Совета, и на полях очередного
отчета по Псковской области появилась пометка, которая подвела итог в этой
истории: «секретарь РК ВКП(б) Борисенко с работы снят»[21].
Приведем еще один характерный случай, который произошел уже не в деревне,
а в областном центре. Подоходный налог на 1947 год для приходов Псковской
епархии начислен авансом, исходя из доходов на 1946 год. Однако доход, по
сравнению с 1946 годом, снизился. Благодаря работе уполномоченного, Облфо
произвел проверку налогообложения. Но представители местной власти продолжали
предвзято относиться к духовенству. Настоятель Троицкого собора священник
Павлов подал заявление уполномоченному, в котором говорилось, что «на
служителей культа начинается усиленное давление непосильными налогами с таким
расчетом, чтобы служители культа уходили за штат»[22].
Уполномоченный детально рассмотрел ситуацию; вследствие чего выяснилось, что
представитель Горфо тов. Смолин заведомо допустил ошибку при подсчете
налогообложения данного прихода. Выяснилось также, что во время разговора с
настоятелем собора тов. Смолину показалось, что священник и староста собора
Молговский непочтительно разговаривали с ним. На этом основании тов. Смолин
пересмотрел доход храма за 1946 год и увеличил с 23 тыс. до 34 тыс. рублей. Сумму
дохода, а также аванс на 1947 год Смолин потребовал внести немедленно. При этом
в официальном письме указал, что в случае скорейшей неуплаты «будут приняты
принудительные меры взыскания»[23]. Уполномоченный не стал
лично беседовать с тов. Смолиным. Лузин передал заявление священника Павлова
заведующему Облфо тов. Сахарову, с которым имел беседу «о нетактичности»
Смолина. В результате Облфо произвел разбирательство в отношении действий тов.
Смолина, а также пересмотрел доходность прихода[24].
Духовенство и религиозность в
регионе
Просматривая информационные отчеты уполномоченного по Псковской области,
удалось выявить очень интересные моменты. По данным Совета по делам Русской
Православной Церкви, на 1947 год в Псковской области находится всего 94 храма и
1 монастырь[25]. В городе Печоры служат два
священника в возрасте около пятидесяти лет, которые имеют богословское
образование.
Любопытны замечания уполномоченного в отношении религиозности в регионе.
Он пишет, что уровень религиозности в разных частях области неодинаков. «В
районах, отошедших от Эстонской и Латвийской ССР, от мала до велика, все
посещают церковь. Священник для них первый советчик, самое авторитетное
лицо...»[26]. В другом сообщении он
приводит еще более подробное описание: «Отношение к Церкви со стороны верующих
в районах, отошедших от Эстонской и Латвийской ССР, совершенно иное, чем в районах,
в которых ранее закрывались церкви. В Пыталовском районе имел беседу с
настоятелем и верующими. Почитание Церкви и духовенства неразделимо, которое
существует веками, вошедшее в быт, как составляющая и необходимая часть быта.
Они не мыслят о том, как это может жить некрещеный человек, или как можно
похоронить без священника»[27].
Думается, что во многом это зависит от духовенства и близости такого духовного
центра как Псково-Печерский монастырь.
Говоря о духовенстве, приведем несколько ярких цитат из информационного
отчета за 1947 год. «Конечно, — писал Лузин, — всех священников нельзя отнести
к категории ярых проповедников, — это наиболее ревностная группа, недавно
принявшая сан иерея, сами малограмотные. Эта группа заинтересована, чтобы как
можно больше зарабатывать. Для этого заезжают в районы, где нет церквей, и
выполняют требы. Такие священники не пользуются авторитетом. Они просят себе
машину»[28].
Насколько объективно данное заключение уполномоченного — сказать трудно, нужно
лишь заметить, что духовенство в этих районах неоднократно жаловалось архиерею на
снижение количества прихожан в храмах. Единственные меры, которые они предпринимали,
— это увеличение штата храма за счет большего количества певчих. Однако такой
способ оказался недейственным и «посещение заметно сократилось, сокращение идет
за счет молодежи и среднего возраста. Некоторые священники заявляют, что
«причиной являются полевые работы и председатели колхозов... намеренно заставляют
работать в праздничные и воскресные дни»[29].
Были в Псковской епархии и такие священники, которые «занимаются пьянкой»,
но «есть и ревностные служители. Они твердо взялись за установление порядка,
так, например, в этом году после отбытия наказания вернулся священник Борис
Лебедев. Он заявляет, что в число священников набралось много случайных и
недостойных людей, которых надо гнать»[30].
Кроме того, была и такая категория духовенства, которую хвалил и поддерживал
уполномоченный перед Советом. Например, священник Матвеев из села Заполье Плюсского
района. Он «обратился в райком ВКП(б) с просьбой дать ему людей, которых он мог
бы подготовить священниками, желательно членов ВКП(б). Матвеева, конечно,
нельзя причислить к группе Лебедева, т.к. она стоит дальше от советских и
общественных учреждений»[31].
Оказавшись в советской действительности,
духовенство Печорского благочиния столкнулось с новыми трудностями
Иначе обстояло дело в Печорском благочинии. Лузин с беспокойством писал в
Совет о том, что «в проповедях священники призывают активнее посещать Церковь,
а в особенности привлекают молодежь»[32].
Труды, которые были положены на работу с молодежью, в скором времени принесли
свои плоды. Не прошло и полугода, как Лузин жаловался в Совет на то, что
количество посещающих монастырь выросло в несколько раз. «За время моего
посещения монастыря 4-5 июня сего года (1949) встретил четыре группы студентов
из Риги, Таллинна и Тарту. Проводником был монах, который преподносил историю с
религиозной точки зрения»[33].
Лузин решил переломить ситуацию и договорился с местным краеведческим музеем о
выделении светского экскурсовода, однако его попытки отвлечь молодежь от
церковной истории остались безуспешными[34].
В Лаврах (деревня Лавры входит в Печорский район и находится 1,5 км от города) настоятель
организовал детский хор, который собирается несколько раз в неделю. Священник
уделял детям много времени, беседовал на библейские темы, учил с ними молитвы и
дарил подарки. Узнав об этом, уполномоченный в разговоре с настоятелем запретил
собирать детей. Настоятель же ответил, что дети сами приходят, и он не может
закрывать перед ними дверь, поэтому продолжает с ними заниматься.
В этом же году Лузин писал, что встретил новое для него явление
религиозности. А именно: в некоторых районах Псковской области стали появляться
юродствующие. Например, в Порхове. Посетив храм, уполномоченный увидел человека
лет 45-50 с длинными волосами и босым (дело было зимой). Единственное, что о
нем известно со слов прихожан, что его зовут Петр. Говорили, что он в церковные
праздники в храм ходит босой и с непокрытой головой. На крещение, во время
водоосвящения у проруби, одна из молящихся случайно коснулась его босой ноги,
которая оказалась горячей. Верующий народ принимает его в свои дома как
почетного гостя. С ними Петр ведет беседу на духовные темы и «понемногу, — как
писал уполномоченный, — начинает заниматься предсказаниями, пока безобидного
содержания»[35].
Другой подобный случай А.И. Лузин описывает в районах, отошедших от
Эстонской ССР. В городе Печоры появился бездомный слепой человек по имени
Григорий в возрасте тридцати лет. О нем известно, что он родом из Пскова, у
него есть сестра, муж которой — подполковник. Из беседы с Лузиным выяснилось,
что он отказывается ехать к сестре во Львов, поскольку считает, «что он создан
для Бога»[36]. У местных жителей снискал
почитание и уважение. Занимается тем, что читает псалтирь и молитвы за усопших.
Кроме того, он «прекрасно знает порядок службы и наизусть чуть ли не все
Евангелие и другие Священные книги»[37].
В соседней деревне Мельницы в Праздник Преображения Господня приехал
священник и на месте разрушенного храма начал совершать богослужение. Это
происходило около 12 часов дня, когда местные жители на поле молотили рожь.
Узнав о приезде священника, большое количество людей, оставив работу, собралось
у церкви. Во время богослужения на поле разгорелся пожар, который погубил 300
пудов хлеба. «В этом пожаре верующие увидели наказание Божие за то, что
работали в этот день»[38].
Крестные ходы
В отчете за 1947 год уполномоченный впервые поднимает вопрос о крестных
ходах в Псковской области, большинство из которых были связаны с
Псково-Печерским монастырем. Лузин сообщает о том, что летом 1954 года
Локненский сельсовет Палкинского района разрешил Псково-Печерскому монастырю
перенести икону в Локненскую Церковь. По данным уполномоченного из окружных
деревень собралось народу около 5 тыс. С иконой обошли все избы Локненского
прихода. В связи с этим событием верующие люди других приходов также захотели
пройти крестным ходом. Они неоднократно обращались с просьбой к уполномоченному
принести икону и к себе, а верующие из Пскова просили даже привести икону на
автомашине. Лузин сообщает: «Я разрешил. В праздник "Троицкий день"
народ не вмещался в Троицкий собор», а по окончании богослужения был крестный
ход вокруг храма[39].
В связи с этим событием уполномоченный получил выговор от руководства и
уже в следующий раз, отчитываясь перед Советом, писал: «12 июня в связи с
предстоящим праздником верующие обратились разрешить им крестный ход на место
Никандровой пустыни, которая разрушена. Я не дал разрешения, мотивируя
полевыми работами. В отношении Крестных ходов я отвечаю, чтоб обратились в сельсовет,
и, если они разрешат, делайте. В особенности их много в Печорском районе. Так,
например, монастырь делает в год более 10 ходов. Если им запретить, то
монастырю не на что будет существовать»[40].
В ответ от руководства приходит одобрение действий уполномоченного с указанием
впредь поступать также, а если просители будут более настойчивы,
незамедлительно сообщить об этом в Совет. Но с того времени по области не было
крестных ходов, потому что уполномоченный всеми правдами и неправдами затягивал
просителям с ответом, а после и вовсе не стал давать разрешения. Иначе дело
обстояло с Псково-Печерским монастырем. Он был у всех на виду, поэтому до конца
1949 года крестные ходы из обители были неотъемлемой частью жизни и соседских
приходов.
По продолжительности было два самых крупных Крестных хода — Вознесенский
(летом) и Покровский (осенью). Вот как описывает Вознесенский крестный ход
протоиерей Евгений Пелешев: «На третий день после Вознесения, после ранней
обедни, на носилки ставили наши главные иконы: Умиление, Одигитрии, Малого Успения,
святителя Николая и Нерукотворный образ Спасителя. Народ на крестный ход
собирался тысячами, чуть не весь район. Более сотни было конных подвод. Многие
приходили из Латвии и Эстонии. Шествие, вместе с конными повозками, растягивалось
на многие километры.... В деревнях, по которым проходили, прямо на улицах
служили молебны. Некоторые иконы носили по домам, служа молебны по желанию
хозяев»[41]. Маршрут этого крестного хода
был таков: Печоры — погост Печки — деревня Сенно — деревня Локно — Старый Изборск
и Малы. По времени занимал около девяти дней. Покровский крестный ход начинался
на третий день после праздника и продолжался в течение недели. Но проходил
через деревни Лавры и Залесье с остановками на служение Всенощного бдения и Литургии.
Были также и менее продолжительные крестные ходы. 22 мая в день памяти
святителя Николая крестный ход шел в село Тайлово. В сентябре, в первое воскресенье
после Усекновения главы Иоанна Предтечи, крестный ход шел в деревню Паниковичи
мимо деревни Рассолово. В пятницу Пасхальной седмицы монастырский крестный ход,
соединившись с духовенством и прихожанами Печорских храмов, шел в поселок
Пачковка. Летом, 2 августа, в день памяти пророка Божия Илии, крестный ход шел
вокруг всего города с чтением акафиста пророку. Были и крестные ходы вокруг
монастырских стен: в праздник Сретения, Благовещения и самый торжественный — в
день Успения Пресвятой Богородицы.
Лузин неоднократно вмешивался во внутренние дела
епархии, в том числе и дела Печорского благочиния
Эти события не устраивали Совет по делам Русской Православной Церкви,
поскольку они усиливали религиозность в регионе. По воспоминаниям очевидца: «Во
всех приходах день появления крестного хода считался самым большим праздником.
По величию и торжественности больше этого дня в году не было...»[42].
Поэтому в конце 1949 года под давлением Совета по делам Русской Православной
Церкви Синод издал распоряжение, запрещающее крестные ходы. Это распоряжение,
по замечанию Лузина, принесло немалый ущерб как монастырю, так и духовенству
соседних районов, поскольку во время крестного хода местные жители делали
щедрые пожертвования деньгами и сельскохозяйственными продуктами.
15 октября верующие люди собрались около монастыря, ожидая «традиционный
крестный ход с иконой по Печорскому и Качановскому районам, который проводится
на протяжении существования монастыря. Таких крестных ходов монастырем
проводилось около 10 в год»[43].
Наместник монастыря поручил игумену Сергию (Гаврилову) во время проповеди сообщить
собравшимся решение Синода. Богомольцы недоброжелательно встретили эту новость,
среди них ходили недовольные разговоры о том, что Советское правительство
заставило Патриарха подписать этот указ. Тем не менее, количество богомольцев в
монастыре не сократилось, а возросло в несколько раз[44].
Ситуация с религиозностью в Печорском районе меняется с конца 60-х годов,
население по большей части становится безразличным к религии. В народной памяти
остались некоторые даты церковных праздников, такие как день памяти Иоанна
Крестителя, пророка Илии, Рождество и другие. В эти дни в районе устраивались
народные гуляния, не имеющие ничего общего с церковной традицией. Так,
например, в Ильин день 1969 года уполномоченный побывал в Лезговском сельсовете
Печорского района, в котором не было колхоза. Была рабочая пятница. Крестьяне
не работали в этот праздник в течение трех дней. Кроме того, в гуляниях
участвовало и местное руководство. Уполномоченный попытался найти председателя
сельсовета, однако на месте его не оказалось. Кто-то из местных сообщил, что
его сложно найти, потому что он ушел на праздник. Уполномоченный пишет, что
«обычно в такие праздники приезжает буфет, бывает народное гуляние, все
напиваются, а потом устраивают мордобой»[45].
Но иная жизнь проистекала в монастыре в эти страшные годы «хрущевской»
реформы, рассчитанной на двадцать лет.
Иерей Иван Ефимов
Ключевые слова: Псково-Печерский монастырь,
Церковь, крестный ход, «оттепель», послевоенные годы, уполномоченный
[1]Владислав
(Цыпин), прот. Каноническое право. — М, Издательство Сретенского монастыря,
2009. — С. 376.
[2]Алексий II (Ридигер), патриарх Московский и всея Руси. Православие в Эстонии. — М., ЦНЦ «Православная
Энциклопедия», 1999. — С. 376.
Спасибо автору статьи!
очень интересно читать заметки уполномоченного по религии, это раскрывает внутреннюю картину того, что творилось в этих органах и какое было отношение к Церкви Христовой.
«Непрямая дорога»: об объективности, архивах и истории Церкви на Псковщине
Жизнь Церкви на Псковской земле имеет богатую и славную историю. Однако большое количество архивных данных, освящающих церковную жизнь в Псковской области в cоветский период, мало представлены в литературе. Данная работа призвана восполнить этот пробел.
