Московская Сретенская  Духовная Академия

Константин Белый 26.10.2016 5576

Именно марксисткой школе принадлежит разработка концепции «древневосточной деспόтии» как универсальной формы государственного устройства первых цивилизаций⁴. Возникшая как следствие эволюции военной демократии, развития общинной системы и перехода человечества к эпохе рабовладельческого строя, классическая деспотия обладала, согласно марксисткой концепции, следующими чертами: полновластием и обожествлением в той или иной степени правителя, масштабной бюрократизацией и экономической эксплуатацией практически бесправного населения⁵.

В постсоветской историографии, особенно в последнее двадцатилетие, наметились постепенное переосмысление традиционного понятия о «древневосточной деспотии» и отход от классического варианта концепции⁶. Впрочем, сам термин по-прежнему остается наиболее употребляемым и продолжает нести, как правило, негативную семантическую нагрузку⁷.

В западной исторической науке минувшее столетие явило множество значимых исследований древневосточной политической традиции, для которых характерен несколько иной подход к проблеме первых монархий. Дискутируя о существовании универсальной древневосточной модели, западные историки рассматривали не столько единую политическую традицию Древнего мира, сколько, скорее, ее «воплощения» в каждой отдельно взятой цивилизации. Поэтому зарубежной историографии, в отличие от отечественной, присуща акцентуация больше на уникальных, нежели на общих чертах политических систем первых государств.

Именно английскими учеными было впервые высказано предположение, что ближневосточные цивилизации обладали принципиально разными моделями монархии. Известный антрополог и историк Г. Фрэнкфорт, например, исследуя феномен царственности, сильно различал шумерскую и египетскую политические традиции⁸. Данная проблема изучалась также выдающимися египтологами Ж. Познером и Х. Гедике, ассирологом А. Грейсоном, шумерологом Ж. Глазнером⁹. В качестве особенных политических систем зарубежными, а затем и отечественными, учеными последовательно представлялись хеттская, израильская и даже ханаанская модели монархии¹⁰.

В современной ориенталистике гипотеза существования различных моделей монархической власти на Древнем Ближнем Востоке стала в целом уже общепринятой. С другой стороны, в результате длительного изучения древних обществ несомненным оказался и факт наличия некой общей ближневосточной политической традиции с определенными понятиями, присущими каждой древней цивилизации данного макрорегиона¹¹.

Общие черты древневосточной модели царской власти

Первым, что, несомненно, отличало отношение древневосточного человека к монархии, являлось особенное понимание ее происхождения, запечатленное в разнообразных космогонических мифах. За исключением египетской традиции, воспринимавшей власть фараонов как изначальную данность, вся ближневосточная мифология содержит общую идею установления на земле монархии как конкретное легендарно-историческое событие¹².

Царственность, по мнению многих ученых, воспринималась древними как некая сверхъестественная «инородность»

Царственность, по мнению многих ученых, воспринималась древними как некая сверхъестественная «инородность», изначально не свойственная дольнему миропорядку, но дарованная небом для лучшего устроения человеческого общежития¹³. Ее главной задачей, упоминаемой в разных мифологических традициях, было упорядочивание хаоса, восстановление порядка и справедливости, необходимые для «religāre» в лактанциевском понимании¹⁴. Только через подключение человеческого пространства, подверженного распаду, вражде, уклонению во зло, к священноначалию, ἱεραρχῳ божественного мира, возникала единственная возможность, по мысли древневосточного человека, жить в согласии с законами, небесной волей – то есть благополучно¹⁵.

Дарование монархии в данной связи представлялось как практическое отражение горнего порядка, его «спасительная» ретроспекция на земную плоскость¹⁶. Царь же, по выражению известного культуролога М. Элиаде, отныне «осуществлял ритуальный союз между двумя модальностями существования»¹⁷, став, как гласит «Артхашастра», «главным элементом государства»¹⁸. Лугаль, фараон, сар, мелек и раджа выполняли, таким образом, медиативную функцию, имея важнейшей задачей, помимо религиозной связи, обустройство земного пространства по образу небесного¹⁹.

Положение проводника и исполнителя небесных законов, делая царя сопричастным божественному миру, придавало царственной персоне особый сакральный статус, который впоследствии европейские мыслители зачастую именовали «обожествлением правителя»²⁰. В XX столетии, однако, в результате многочисленных исследований ученые убедительно доказали безосновательность столь упрощенного понимания феномена божественности древних монархов²¹. Анализируя, в первую очередь, представления самого древневосточного человека, специалисты стали все больше говорить не столько о «божественности правителя», сколько, скорее, о «божественности царской власти», введя в активный научный оборот термин «царственность» как более точный и аутентичный.

Понятие или, по замечанию некоторых ученых²², даже «феномен» царственности, встречающийся во многих древних текстах, изучался антропологами, философами, этнологами, историками с конца XIX в., и в результате был признан одним из ключевых элементов древневосточной политической традиции²³. Так, древнеегипетский «ka», шумерский «nam-lugal» и аккадский «šarrūtu» обладали, по мнению востоковедов, практически идентичной семантикой, обозначая институт царской власти как некую мироустроительную силу и одновременно предметную сущность, «спускающуюся с небес», «переходящую из города в город», «сходящую» или «отступающую» от правителя²⁴.

Государство и государь понимались древневосточным человеком как производные от царственности

Следовательно, государство и государь понимались древневосточным человеком как производные от царственности, и являлись священными в той мере, в которой были с нею соединены. Царством, иначе говоря, являлся объект, охваченный царственностью: сначала город, затем союз городов и целые державы, то есть любое, по определению И. Вейнберга, «обладающее выраженной сакральностью территориально-политическое образование»²⁵.

Царь же в данной системе признавался «сыном богов», «божественным повелителем» лишь постольку, поскольку оказывался носителем этой «царской власти»²⁶, которую за неправедные, противные небу деяния он мог и потерять²⁷. Не случайно некоторые ученые утверждают о наличии во многих древних обществах особого права на свержение, а в случае явной потери избранничества царем – например, стихийных бедствий, катаклизмов, череды военных поражений или неоправданно жестоких внутренних мер, приводящих государство в состояние хаоса ­­‒ даже некой обязанности освободить престол от бывшего владыки, а теперь ‒ лишившегося «царственности» узурпатора²⁸.

Избранность, богоугодность царя в восприятии современников была чрезвычайно важна, ибо только в таком случае могла успешно функционировать вся система взаимоотношений между народом и небом. Как верховный жрец и первосвященник правитель должен был обеспечивать подданным милость, отводить гнев неукоснительным соблюдением религиозных ритуалов, исполнением священных законов им самим и жителями царства²⁹. С другой стороны, будучи «пастырем» своего народа, древневосточный монарх мог нести персональную ответственность за его согрешения вплоть до физической смерти, как, например, в ассирийской империи, где для подобных случаев существовал целый институт заместительства царя³⁰.

Дарованная Израилю монархия обрела качественно новое идейное содержание, не перестав быть теократией

Таким образом, исходя из упомянутых выше и наиболее исследованных элементов политической традиции Древнего Востока, можно с уверенностью предложить, как минимум, два тезиса. 1) Древневосточная монархия, представленная разными культурными моделями, существовавшими при этом в рамках единой традиции, являлась чрезвычайно сложной политической системой, явно не охватываемой классическим понятием «деспотии» и во многом диссонирующей с представлением о «неограниченной власти обожествляемого царя». 2) появление уникальной древнеизраильской модели монархии, которую зачастую именуют теократической монархией, произошло в контексте развитой политической традициии, что еще более важно, в обществе, обладавшем схожим мировосприятием, а, следовательно, и определенной политической культурой – базисом, необходимым для генезиса государства³¹. Словом, именно по образу ханаанских властителей еврейский народ требовал у пророка Самуила поставить царя над Израилем. Однако. Несмотря на это, даже заключив в себе немало внешних форм и элементов древневосточных традиций, дарованная Израилю монархия обрела качественно новое идейное содержание, не перестав быть теократией.

Семинарист III курса Константин Белый

1^ Астапова О.Р. Священное царство и царственное священство в религиозно-политической традиции Древ-него Ближнего Востока: Египет, Месопотамия, Израиль. – Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – М. 2009. - С. 3.

2^ Чичуров И.С. Политическая идеология Средневековья. – М.: Наука, 1990. – С. 4-5.

3^ Историография истории Древнего Востока …, С. 232.

4^ Хотя сам термин «деспотии» в разное время использовался и Аристотелем, и французскими просветителями для дефиниции тиранической формы правления или узурпации государственной власти.

5^ Советская историческая энциклопедия. Так же: История Древнего Востока …, С. 15-16.

6^ Ярким примером этому является появление таких работ, как «Харизма власти» А.Б. Зубова, «Священное царство» О.Р. Астаповой, «Идеология царской власти» М.В. Ивановой и новой коллективной «Истории Древнего Востока». – См.: Древний Восток: учеб, пособие для вузов / Н.В. Александрова, И.А. Ладынин, А.А. Немировский, В.М. Яковлев; рук. проекта А.О. Чубарьян. — М.: ACT, 2008. - 654 с.

7^ Ученые марксисткой школы вслед за западноевропейскими мыслителями Нового времени определяли «деспотию» как неограниченную, абсолютную монархию, обладающую правом «своеволия», использования законов в собственных интересах. Такое видение древневосточной монархии стоило бы поэтому, скорее, отнести к понятию «тирании». Ведь в древнегреческой традиции именно τύραννος, а не δεσπότης обозначал безусловного узурпатора власти.

8^ Астапова О.Р. Священное царство и царственное священство в религиозно-политической традиции Древ-него Ближнего Востока: Египет, Месопотамия, Израиль. – Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – М. 2009. - С. 5.

9^ Историография истории Древнего Востока …, С. 223.

10^ Иванова М.В. Идеология царской власти в Древнем Израиле. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – Спб.: Издательство Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН, 1997. – С. 9.

11^ Историография истории Древнего Востока …, С. 15-16.

12^ Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. 1. - М.: Критерион, 2001. - С. 62, 75.

13^ Древний Восток: учебное пособие для вузов …, С. 257,

14^ Вейнберг И.П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. – М.: Наука, 1986. – С. 116-117.

15^ Достаточно вспомнить описание своей деятельности царем Хаммурапи, видевшем в ней исполнение воли неба по возвращению царственности в вавилонскую землю, восстановлению справедливости, дарованию «стране счастья». См.: Хрестоматия по истории древнего Востока. Т. 1. М.: Высшая школа, 1980. - С.152-177.

16^ Элиаде М. История веры …, С. 62-63.

17^ Вейнберг И.П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. – М.: Наука, 1986. - С. 75.

18^ История политических и правовых учений …, С. 13.

19^ Goodenough E.R. Kingship in Early Israel // Journal of Biblical Literature. Vol. 48, No. 3/4. – New York: Society of Biblical Literature, 1929. – P. 169.

20^ Данная характеристика еще в XVII в. утвердилась в западноевропейской политической философии, а затем вместе с марксисткой концепцией прочно вошла в лексикон отечественного востоковедения, существенно влияя до сих пор на историографическую оценку древневосточной монархии. Во многом именно такое, по определению известного востоковеда И.П. Вейнберга, «модернизированное» понимание «божественности», повлияло на формирование представления об абсолютной, неограниченной власти древневосточного монарха, наиболее ярко выраженной в концепции «древневосточной деспотии». См.: Вейнберг И.П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. – М.: Наука, 1986. - С. 13-14.

21^ Историография истории Древнего Востока …, С. 15-16, 221-223.

22^ Астапова О.Р. Священное царство и царственное священство в религиозно-политической традиции Древ-него Ближнего Востока: Египет, Месопотамия, Израиль. – Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – М. 2009. - С. 4.

23^ Древний Восток: учебное пособие для вузов …, С. 257.

24^ Писаревский Н.П., Иванов Ю.А. История …, С. 180-181. «Боги еще не установили царя для народа, - гласит, к примеру, один из древних шумерских текстов, - и тот словно шатался с затуманенным взором …Тогда царственность спустилась с неба»

25^ Вейнберг И.П. Рождение истории. М.: Наука, 1993. – С. 172.

26^ Исключение в некоторой степени может составлять лишь египетская традиция с более сложным восприятием «божественности» фараона. – См.: Историография истории Древнего Востока …, С. 221-222.

27^ Якобсон В.Я. Цари и города Древней Месопотамии …, С. 28. Обычно это передавалось словосочетанием: «царственность переходила в другой город».

28^ Древний Восток: учебное пособие для вузов / Н.В. Александрова, И.А. Ладынин, А.А. Немировский, В.М. Яковлев; рук. проекта А.О. Чубарьян. — М.: ACT, 2008. - С. 260-261.

29^ Там же, С. 195.

30^ Элиаде М. История веры …, С. 74. Интересно отметить, что в той же Ассирии принцип избранничества особенным образом проявился в престолонаследии, осуществлявшегося, как правило, с помощью оракулов. – См.: История древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй // Под ред. А.В. Седова. - М.: Восточная литература, 2004. – С. 370.

31^ И.П. Вейнберг, например, отмечает, что «государство – не просто результат развития и усложнения хозяйственной деятельности социума, но и результат наличия идеи государственности, в первую очередь, у элиты. Как по Филону Александрийскому – идея не только предшествует предмету, но и сосуществует с ним, активно взаимодействуя». – См.: Вейнберг И.П.. Древнееврейское государство: идея и реальность // Государство на Древнем Востоке. Сборник статей. – М.: «Восточная литература», 2004. - С. 301-302.