265
Местом проведения Собора была назначена Никея — небольшой город Вифинской провинции, расположенный в живописном месте на берегу озера, вблизи Мраморного моря и неподалеку от императорской резиденции в Никомидии. В конце 324 или начале 325 г. император направил послание епископам с приглашением их на Собор. Участников Собора доставляли в Никею за счет казны на экипажах государственной почты, а также на судах имперского флота.
В ту пору насчитывалось около двух тысяч епископских кафедр на Востоке и Западе империи. Число прибывших на Собор святителей в разных источниках оценивается по-разному: около 250 — у Евсевия Кесарийского, более 300 — у церковного историка Сократа, более 320 — у Созомена. «Вошедшее в традицию точное число участников — 318 первым назвал святитель Иларий, епископ Пиктавийский… Святитель Афанасий Великий несколько раз упоминал о 300 участниках, но в 369 г. назвал число 318… Этому числу сразу приписали символическое значение: таково число воинов — рабов Авраама… и, еще важнее, греческие цифры ТIН (318) изображают Крест и две первые буквы имени Иисус» [1]. Символизм числа не перечеркивает его фактической достоверности. Афанасий Великий сам был участником Никейского Собора, и присутствие в его творениях двух вариантов числа соборных Отцов (300 и 318) не содержит очевидного противоречия, поскольку первое число — 300 — легко прочитывается как приблизительное, тем более что и в других источниках присутствуют такие же округленные оценки — около 250, более 320. Противоречия в оценке числа участников Собора до известной степени могли быть связаны и с разным подходом к тому, кого надлежит считать его участниками: только полноправных членов Собора — епископов или также иных лиц, входивших в их свиту, — пресвитеров, диаконов, в числе которых был и Афанасий Великий, аколуфов, мирян, которые также участвовали в Соборе. Наконец, вместе с Константином Великим на Соборе присутствовала и императорская свита. И все же число 318, несмотря на то, что оно приближается к верхнему пределу в разных оценках числа участников Собора, вероятнее всего, относится к уча ствовавшим в Соборе епископам — отцам Собора. Таким образом, в Соборе участвовало менее одной пятой всего епископата. Документального списка отцов и иных участников Никейского Собора не сохранилось, по разным источникам известны имена лишь незначительной части его участников.
Разные регионы империи были представлены на Соборе неравномерно. Ввиду удаленности Запада от Никеи — путь в этот город из Галлии должен был занять не менее полутора месяцев, — в Соборе участвовало непропорционально мало епископов латиноязычного Запада. Некоторые историки объясняли это обстоятельство менее убедительной причиной — нераспространением на Западе арианской ереси, ставшей главным поводом к созыву Собора. Среди отцов Собора известны имена семи западных епископов, в частности Осии Кордубского и Цецилиана Карфагенского. Престарелый епископ Римский Сильвестр направил в Никею двух легатов в пресвитерском сане: Викентия и Витона. Восточную половину империи на Соборе представляли святители Александр Александрийский, Евстафий Антиохийский, Макарий Константинопольский, Леонтий Кесарии Каппадокийской, Пафнутий Фиваидский, Павел Неокесарийский, Александр Фессалоникийский, Ипатий Гангрский. Некоторые историки ставят под сомнение участие в соборных деяниях святителей Николая Мирликийского и Спиридона Тримифунтского, о чем известно из их житий, на том основании, что их имен нет в сочинениях современников Собора и хронологически ближайших к нему авторов позднейшей эпохи. Так, В. В. Болотов заметил, что «ни один из историков, ни одно из сказаний о Никейском Соборе, хотя с слабой претензией на древность, не упоминает в числе его участников имени Николая, епископа Мир-Ликийских» [2], но, поскольку в таких признаваемых наиболее достоверными документах упоминаются имена лишь нескольких соборных отцов, едва ли стоит всерьез принимать подобный аргумент и не доверять церковному преданию.
Среди участников Собора были и епископы, возглавлявшие христианские общины за пределами империи: «Один перс — Иоанн и один епископ готский — Феофил; Симеон, епископ Селевкии-Ктесифона, отправил на Собор нескольких пресвитеров (в их числе Шах-дуста (Садофа), впоследствии мученик)» [3].
На Собор съехались исповедники, пострадавшие в гонения Диоклетиана, Галерия и Лициния, многие со следами ран и увечий, нанесенных пытками. По словам блаженного Феодорита Кирского, «Павел, епископ Неокесарии… испытал на себе жестокость Ликиния: у него обе руки находились в расслаблении от того, что их обжигали раскаленным железом, которое стянуло и лишило жизни нервы, дающие членам движение. У иных был выколот правый глаз, у других подсечено правое колено. В числе последних находился Пафнутий Египетский» [4].
По богословским воззрениям участников Собора можно разделить на несколько групп. Одну из них составляли твердые приверженцы Священного Предания и одновременно хорошо образованные богословы, способные к аргументированной защите догмата о полноте Божества во Христе и о совечности Сына Божия Отцу; к их числу принадлежали святители Александр Александрийский, Евстафий Антиохийский, Осия Кордубский. Одним из самых искусных апологетов православного догмата был ближайший помощник предстоятеля Александрийской Церкви святой Афанасий, приехавший в Никею в диаконском сане. В Соборе участвовали пламенные ревнители Священного Предания, при этом не обладавшие основательным образованием, и в этом смысле скорее простецы, чем ученые-богословы, такие как святители Николай Мирликийский и Спиридон Тримифунтский.
Но в Никею приехали также и сам Арий, и единомышленные с ним епископы — Евсевий Никомидийский, Феона Мармарикийский, Секунд Птолемаидский. Заодно с ними был и предстоятель христианской общины города, где состоялся Собор, Феогнид. Особую позицию занимал стремившийся к богословскому компромиссу последовательный оригенист Евсевий Кесарийский, умеренный субординационизм которого расходился с догматическими воззрениями как Ария, так и его главного обличителя — святого Александра, которые представлялись ему одинаково уклоняющимися от золотой середины. Есть основания предполагать, что, не обладая эрудицией Евсевия, император Константин был близок к нему по своему отношению к богословскому спору и не менее Евсевия стремился к скорейшему примирению оппонентов. К числу последовательных противников Ария принадлежал и епископ Анкирский Маркелл, богословские воззрения которого действительно тяготели к савеллианству.
Участники Собора съехались в Никею к 20 мая. Соборные заседания проходили в самом просторном помещении императорского дворца. До официального открытия соборных деяний шла неформальная дискуссия об учении Ария. По словам Сократа Схоластика, в ходе ее «мнение Ария поддерживали… Евсевий Никомидийский, Феогнис и Марис… Против них мужественно подвизался Афанасий, который, хотя и был дьяконом александрийской церкви, но пользовался особенным уважением епископа Александра и тем возбудил против себя ненависть» [5].
Император Константин открыл соборные деяния 14 июня. Участник Собора Евсевий Кесарийский писал о появлении императора в зале соборных деяний с комплиментарным, но, вероятно, искренним восторгом — контраст покровителя Церкви с прежними правителями, гнавшими христиан, потрясал воображение епископов, съехавшихся в Никею и заполнивших дворцовый зал: «Собор сначала соблюдал безмолвие и ожидал прибытия василевса. Вот, наконец, вошел кто-то один, потом другой и третий из приближенных василевса, входили затем и другие, но не из обыкновенных гоплитов и дорифоров, а из верных его друзей. Когда же подан был знак, которым обыкновенно возвещалось прибытие василевса, и все встали, вошел и сам он и выступил на середину собрания. То был будто ангел Божий, которого порфира сияла огненными лучами и украшалась переливающимся блеском золота и драгоценных камней… А душа его, очевидно, украшена была благоговением и страхом Божьим, это выражалось в поникшем его взоре, румянце на его лице и движениями его походки… Он превосходил окружавших себя и высотой роста, и красотой вида, и величественной стройностью тела… Дойдя до начала рядов, он сперва остановился на середине, когда же поставили перед ним небольшое, сделанное из золота кресло, — сел, но не прежде, как подали ему знак епископы» [6].
От лица епископов императора приветствовал святитель Евстафий Антиохийский. Затем, открывая Собор, император произнес речь на латинском языке. Ее тут же перевели на греческий, понятный, в отличие от латыни, почти всем участникам Собора. Выразив радость по поводу встречи с сонмом епископов, император затем говорил о пагубности разделений: «Внутренний раздор Церкви для меня страшнее и тягостнее всякой войны и битвы… Против всякого чаяния, узнав о вашем несогласии, я не оставил и этого без внимания, но, желая содействием уврачевать зло, немедленно собрал всех вас. Радуюсь, видя ваше собрание, но думаю, что мои желания тогда только исполнятся, когда я увижу, что все вы оживлены единым духом и блюдёте одно общее, миролюбивое согласие… Не медлите же, о други, служители и благие рабы общего нашего Владыки Спасителя, не медлите рассмотреть причины вашего раздора в самом их начале и разрешите все спорные вопросы мирными постановлениями» [7].
Почетное председательство на Соборе принадлежало императору. В его отсутствие на соборных деяниях председательствовал епископ Кордубский Осия, чье имя в существующих выборочных списках участников Собора ставится на первое место. Распространенная в католической литературе версия, что он при этом представлял епископа Римского Сильвестра, лишена оснований: представителями Римского епископа являлись присланные им на Собор пресвитеры Викентий и Витон. Осия был в ту пору главным советником императора по церковным делам и находился при его особе.
Главной темой обсуждения на Соборе стало учение Ария. По рассказу епископа Кесарии Палестинской Евсевия, занимавшего примирительную позицию, после того как император Константин закончил речь, которой он открыл Собор, «одни начали обвинять своих ближних, другие защищались и порицали друг друга. Между тем как с той и с другой стороны сделано было множество возражений и на первый раз возник великий спор, василевс выслушивал всех незлобиво, со вниманием принимал предложения и, разбирая в частностях сказанное той и другой стороной, мало-помалу примирил упорно состязавшихся» [8]. Компромиссно настроенный Евсевий здесь явно смягчает противостояние сторон в достижении примирения. В действительности на Соборе удалось побудить лишь некоторых, но не всех арианствующих подписать согласованный Символ веры. Проект символа, предложенный другим Евсевием — Никомидийским, составленный в соответствии с учением Ария, был отвергнут. Затем Евсевий Кесарийский огласил символ своей церкви. Сам Евсевий писал в послании, помещенном в «Церковной истории» Феодорита: «По изложении нами этой веры не оставалось места для противоречий. Напротив, и боголюбивейший царь наш первый засвидетельствовал, что оно верно, что он сам также мыслит, а потому повелел присоединиться к нему всем, подписать эти догматы и быть в согласии с ними» [9]. Евсевий несомненно преувеличивает степень согласия отцов Собора с предложенным им символом, что видно и из его собственного изложения хода соборных деяний — из его замечания, что император прибавил к символу Кесарийской церкви слово «единосущный» (омоусиос), а слово это имело предельно важное значение, потому что оно самым точным образом выражало отношение Сына Божия к Отцу, и поэтому его принятие как раз и делало Символ абсолютно несовместимым с арианским учением. Именно поэтому впоследствии было сломано столько копий вокруг этого термина, так что вся последующая история богословских споров, продолжавшаяся вплоть до созыва II Вселенского Собора, самым лаконичным образом может быть обозначена как борьба православных за «единосущие» против отвергавших его ариан. Святому Константину, вероятно, предложил внести это дополнение в символ епископ Кордубский Осия, потому что в латинском варианте этот термин (consubstantialis) употреблялся и раньше применительно к Отцу, Сыну и Святому Духу, в то время как на Востоке он был скомпрометирован и отвергнут Антиохийским собором 268 г., осудившим ересь Павла Самосатского.
Так был составлен знаменитый Никейский символ, в котором содержится православное изложение тринитарного догмата: «Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; — и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рожденного от Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, Отцу единосущного, чрез Которого все произошло, как на небе, так и на земле, ради нас человеков и ради нашего спасения нисшедшего, и воплотившегося и вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса, и грядущего судить живых и мертвых; — и в Духа Святого.
Говорящих же, что было время, когда не было (Сына), что Он не существовал до рождения и произошел из не сущего, или утверждающих, что Сын Божий имеет бытие от иного существа или сущности; или что Он создан, или изменяем, или преложим, таковых предает анафеме кафолическая и апостольская Церковь» [10].
Составленный на Соборе Символ подписали участвовавшие в его деяниях епископы. Арий, отвергший этот Cимвол, был анафематствован — отлучен от церковного общения персонально. Свои подписи под Символом поставили и его принципиальные противники, как оказалось впоследствии, в действительности не изменившие своих убеждений, — Евсевий Никомидийский и Феогнид Никейский. Поэтому и вся последующая борьба против православного учения о Троице со стороны ариан была сопряжена с лицемерием, ложью, сокрытием своих истинных богословских взглядов при их неодобрении правителями и обнаружением, вплоть до вызывающего подчеркивания в условиях безопасности и тем более при покровительстве со стороны правящих сфер — черта, не свойственная богословской полемике доникейской эпохи. Лишь земляки Ария, ливийцы Феона Мармарикский и Секунд Птолемаидский, отказались подписать составленный Собором Символ. Они были удалены Собором со своих кафедр и, как и сам Арий, подверглись ссылке.
Помимо осуждения Ария и его единомышленников, Собор рассмотрел также дело, связанное с мелитианским расколом. По нему было принято решение, изложенное в окружном послании, помещенном в «Церковной истории» блаженного Феодорита: «Собор определил оказать Мелитию более человеколюбия, хотя последний, судя строго, не стоил никакого снисхождения. Он останется в своем городе, но отнюдь не имеет права ни рукополагать, ни избирать и по этому поводу не должен являться ни в селении, ни в городе, а только сохранять одно имя своего достоинства» [11], иными словами, он был принят в общение и почислен за штат. Что же касается мелитиан, то о них в соборном послании было сказано: «Поставленные же им… принимаются в общение, с тем чтобы они, сохраняя свое достоинство и служение, занимали непременно второе место после всех лиц, которые поставлены в каждом приходе и церкви и избраны почтеннейшим нашим сослужителем Александром» [12].
Одной из тем Никейского Собора стал вопрос о времени празднования Пасхи. Совершение Пасхи в разных местных церквах в разные дни вызывало смущение, которое следовало устранить. Самое значительное расхождение в определении дня празднования Пасхи обнаруживалось между малоазийскими церквами, которые праздновали Пасху в ночь с 14 на 15 нисана, независимо от дня недели, и большинством других церквей, в том числе Римской и Александрийской, которые совершали празднование не ранее 14 нисана, но непременно в воскресенье, то есть в день, следовавший за субботой. Вопрос о времени празднования Пасхи был в свое время предметом спора между епископом Эфесским Поликратом и епископом Рима Виктором. Но, как считают церковные историки Л. Дюшен [13] и В. В. Болотов [14], ко времени I Вселенского Собора уже почти повсеместно праздновали Пасху в воскресенье, и вопрос на Соборе стоял уже об определении начала месяца нисана, в исчислении которого наблюдалось расхождение между иудейской и сирийской традициями; в конце концов, этот вопрос сводился к другому: допустимо ли праздновать христианскую Пасху до иудейской или нет.
Никейский Собор вынес по пасхальной теме постановление, текст которого, однако, не сохранился. Косвенным образом судить о нем можно по 1-му правилу поместного Антиохийского собора, в котором, со ссылкой на постановление Никейского Собора, воспрещается празднование Пасхи совместно с иудеями. О характере Никейского постановления о времени Пасхи можно составить представление и по посланию святого Константина епископам, не присутствовавшим на Соборе, которое включено Евсевием Кесарийским в написанную им биографию императора: «Прежде всего показалось неприличным праздновать тот святейший праздник по обыкновению иудеев, которые, осквернив свои руки беззаконным поступком, как нечистые, справедливо наказаны душевной слепотой… ибо по истине странно бахвальство иудеев, будто, независимо от их постановления, мы не можем соблюдать этого. Да и о чем правильно могут мыслить те, которые, совершив Богоубийство (кириокотниан) и Отцеубийство (патрокотниан), сошли с ума и влекутся уже не здравым смыслом, а необузданным стремлением, куда бы ни направляло их враждебное бешенство» [15].
В послании отцов Никейского Собора к Церкви Александрийской говорится, что именно ее пасхалия, совпадавшая в ту эпоху с Римской, должна стать пасхалией всей Церкви Христовой. После Собора Александрийская пасхалия была принята Вселенской Церковью. Относительно правила, лежащего в основании этой пасхалии, святитель Епифаний Кипрский писал впоследствии, что в определении дня празднования Пасхи, в соответствии с календарным постановлением Никейского Собора, следует руководствоваться тремя принципами: полнолуние, равноденствие, воскресенье [16].
Трудным для истолкования остается вопрос о том, какой смысл имело постановление Собора не праздновать Пасху «вместе с иудеями». В жизнь Церкви данное постановление вошло со значением, которое было придано ему в толковании Зонары на 7-е Апостольское правило: «Надо, чтобы их непраздничный праздник совершался сначала, и затем уже праздновалась наша Пасха», иными словами, — как запрет праздновать Пасху вместе с иудеями и раньше их. Таково же и мнение Вальсамона. Этому правилу вполне соответствует Александрийская пасхалия.
На Собор в Никею приглашался и новацианский епископ Акеcий в надежде на воссоединение новациан в лоне единой Церкви. Император Константин предложил его вниманию соборный орос и определение о праздновании Пасхи. И как пишет Созомен, Акесий сказал, что «Собором не определено ничего нового, — и одобрил соборное мнение. Я и сам, говорил он, точно так верую и праздную и этот обычай принял от древности. — А если ты мыслишь одинаково с нами… зачем же избегаешь общения? В ответ на это Акесий, рассказав о разногласии между Новатом и Корнилием при Декии, заключил, что после решения впадающие в грехи, которые в Св. Писании называются смертными, недостойны приобщения таинств; ибо отпущение их грехов зависит только от власти Божией, а не от священников» [17]. Иронизируя над ригоризмом собеседника, Константин сказал: «Акесий! Поставь лестницу и взойди на небо один» [18].
Собор занимался также и вопросами церковной дисциплины и в связи с этим издал 20 канонов. По содержанию их можно разделить на несколько тематических групп. Одна из важнейших тем относится к статусу клириков и качествам кандидатов священства, отсутствие которых рассматривается как препятствие к рукоположению. Так, 1-е правило устанавливает порядок относительно возможности пребывания в священном сане или рукоположения в него скопцов. Правило гласит: «Аще у кого в болезни отъяты члены, или кто варварами оскоплен: таковый да пребывает в клире. Аще же будучи здрав, сам себе оскопил: таковаго, хотя бы и к клиру причислен был, надлежит исключити, и отныне никого из таковых не должно производити. Но… аще которые оскоплены от варваров или от господ, впрочем же обрящутся достойны, таковых в клир допускает правило».
Как писал епископ Никодим (Милаш) в своих комментариях на 1-е правило, «это правило издано было по делу пресвитера антиохийского Леонтия, жившего с некоей Евстолией, с которой он не был повенчан. Не желая отпустить из своего дома эту женщину и в то же время желая предохранить себя от всякого подозрения, последний сам себя оскопил. За это Евстафий Антиохийский отлучил Леонтия от священнодействования и, как председатель Собора, побудил последний, по всей вероятности, восстановить старое правило о скопцах, что Собор и исполнил в данном правиле» [19]. Впрочем, более корректно было бы сказать не о восстановлении «старого правила» (оно, разумеется, никогда не отменялось), а о том, что тем самым Собор напомнил о необходимости неукоснительного соблюдения нормы, которая существовала в дисциплинарной практике Церкви.
Второе правило Собора декларирует недопустимость поставления неофитов на священные степени епископов и пресвитеров, не устанавливая при этом минимально необходимого срока, который должен пройти от крещения до рукоположения. Обоснованием этого запрета посвящать неофитов является приводимое в правиле соображение: «Поелику и оглашенному потребно время, и по крещении дальнейшее испытание». Во 2-м правиле содержится также положение о том, что при обнаружении «душевного некоторого греха» рукоположенный подлежит извержению из сана. 9-е правило предусматривает предварительное испытание перед поставлением. В соответствии с 9-м правилом не допускаются до священнослужения как те, кто были посвящены без предварительного испытания, так и те, кто был рукоположен хотя бы и после исповедания своих грехов, но, когда, вопреки установленному порядку, лица, решающие вопрос о поставлении, пренебрегли этим обстоятельством. Мотивируется подобная строгость ясным и очевидным соображением: «Ибо кафолическая церковь непременно требует непорочности», подразумевается в данном случае — от клириков. 10-е правило, составленное в дополнение предыдущего, касается самого тяжкого греха — отпадения от Церкви, или отречения от Христа, квалифицируя его как совершенно непреодолимое препятствие к рукоположению: «Аще которые из падших произведены в клир, по неведению, или со сведением произведших: сие не ослабляет силы правила церковнаго. Ибо таковые, по дознании, извергаются от священного чина».
Тему 3-го и 17-го правил составляет образ жизни клириков. Во избежание соблазна 3-е правило возбраняет вдовым или неженатым клирикам держать у себя дома посторонних женщин. В 17-м правиле осуждается любостяжание и лихоимство и содержится категорический запрет клирикам заниматься ростовщичеством под угрозой извержения из сана: «Аще кто, после сего определения, обрящется взимающий рост с данного в заем, или иной оборот дающий сему делу, или половинного роста требующий, или нечто иное вымышляющий ради постыдной корысти, таковый был извергаем из клира, и чужд духовного сословия».
Четвертое и шестое правила устанавливают порядок поставления епископов. Для избрания епископа на вдовствующую кафедру собирались епископы области по приглашению митрополита, который и председательствовал на избирательном Соборе, отсутствующие должны были подать свое мнение письменно. Хотя термин «митрополит» впервые упоминается в канонах Никейского Собора, но по существу дела церковный статус митрополита был тем же, что и «первого» епископа «всякого народа», по терминологии 34-го Апостольского правила. Зонара в толковании на 34-е Апостольское правило называет первенствующих епископов «архиереями митрополии», а митрополиями на административном языке Римской империи именовались центры провинций (по-гречески — ἐπαρχία). Этимология слова «митрополит» связа на с тем, что столичный город провинции именовался город-мать (по-гречески —μητροπολιζ), отсюда и митрополит. В подтверждение того, что первые епископы на языке 34-го Апостольского правила — то же, что митрополиты, можно сослаться на текст 9-го правила Антиохийского собора, содержательно почти идентичного 34-му Апостольскому, только вместо «первого епископа» в нем говорится уже о митрополите.
В 6-м правиле отцы Собора с особой категоричностью подтверждают, что избрание епископа не может состояться без согласия митрополита. В этом правиле предусматривался следующий порядок: при обнаружении разногласия дело решается большинством голосов: «Аще же общее всех избрание будет благословно, и согласно с правилом церковным; но два или три, по собственному любопрению, будут оному прекословити: до превозмогает мнение большаго числа избранных». Но главная тема 6-го правила связана с диптихом первенствующих престолов Вселенской Церк ви: «Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте, и в Ливии, и в Пентаполе, дабы Александрийский епископ имел власть над всеми сими… Подобно и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества церквей».
Восьмое и девятнадцатое правила устанавливают порядок при соединения к Православной Церкви клириков и мирян из ересей и расколов. В 8-м правиле признается действительность рукоположений у кафар (новациан). Согласно 8-му правилу новацианское духовенство принимается в Церковь в сущем сане через возложение рук. Иначе судили отцы Никейского Собора о еретиках- павлианах — последователях Павла Самосатского. 19-е правило Собора, не признавая действительности их крещения, требует вновь крестить «бывших павлиан», «прибегнувших к Кафолической Церкви». Но правилом не исключалась возможность после крещения рукополагать тех павлианских клириков, которые не имеют по своим нравственным качествам препятствий для поставления.
В 11-м правиле предусмотрено отлучение от церковного общения падших, «отступивших от веры не по принуждению, или не по причине отъятия имений, или опасности». Собор предписал не допускать их до причащения в течение 12 лет, которые разделены были на три ступени. 12-е правило Собора предусматривает отлучение от причастия особой категории падших — «отложивших воинские поясы, но потом, акипсы на свою блевотину возвратившихся». Причиной составления этого правила стало то обстоятельство, что во времена гонений, начатых Диоклетианом, непременным условием принятия на военную службу было отре чение от Христа. Таким образом, согласно этому правилу, не сама по себе воинская служба подлежит осуждению, но сопровождавшие ее условия, связанные с принуждением христиан к вероотступничеству.
Тринадцатое правило требует непременно причащать кающихся грешников, находящихся при смерти, однако если они выздоравливали после Причащения, то должны были возобновлять покаянное делание, начиная с той ступени, на которой застала их угрожавшая смертью болезнь.
Шестнадцатое правило воспрещает епископам принимать пресвитеров, диаконов и всех вообще клириков, самовольно оставивших свои церкви. Совершаемые над таковыми клириками рукоположения Собор признаёт недействительными. 18-е правило воспрещает диаконам преподавать Святые Дары пресвитерам и причащаться прежде епископов и пресвитеров, а также сидеть в церкви за богослужением посреди пресвитеров. Издание этого правила было вызвано тем, что некоторые диаконы, являясь ближайшими помощниками епископов, занимавших самое высокое положение в Церкви, например Римского или Александрийского, в отдельных случаях мнили себя стоящими иерархически выше пресвитеров и даже епископов, занимавших менее значительные кафедры. Правило указывает диаконам, что они во всех случаях занимают положение в Церкви ниже пресвитерского.
На Соборе предлагалось также издать правило, запрещающее брачное сожительство клирикам. Тогда слово взял епископ из Египта Пафнутий. «Называя брак честным и сожитие с собственною женою — целомудрием, он советовал Собору не постановлять такого закона; ибо трудно переносить это. Такой закон и для них, и для жен их, может быть, сделается причиною нецеломудрия… И это предложил Пафнутий, сам, — по замечанию Созомена, — никогда не испытавший брачного согласия. Собор одобрил его совет» [20], и, таким образом, предложение о введении обязательного целибата для духовенства было отклонено. Каноны Никейского Собора дают представление о церковной дисциплине в эпоху, когда гонимая Церковь обрела свободу.
Собор был закрыт 25 августа. В этот день Константин в императорском дворце Никомидии, расположенной вблизи Никеи, дал его участникам прием, приуроченный к празднованию 20-летнего юбилея своего правления. По описанию Евсевия Кесарийского, присутствовавшего в пиршественной палате, «это событие» было «выше всякого описания. Дорифоры и гоплиты с обнаженными мечами стояли вокруг царского дворца и охраняли его входы. Служители Божьи безбоязненно проходили между ними и достигали внутренних покоев василевса. Потом одни из них возлегли вместе с василевсом, а другие разместились на скамьях по обеим сторонам палаты. Казалось, что это был образ царства Христова и случившееся походило на сон, а не на действительность» [21]. Этот сон оказался настолько притягательным для некоторых из погрузившихся в него, что они оказались способными поступиться своими религиозными убеждениями ради того только, чтобы не просыпаться и не видеть возврат печальной яви, в которой бы император и «гоплиты с обнаженными мечами» больше не защищали их. Борьба за православный Никейский символ, последовавшая за Собором, оттого оказалась столь затяжной, столь отягощенной сложными перипетиями, что не один раз в ход шли компромиссы, принципиально недопустимые в богословии, как, впрочем, и в иных сферах жизни, например в науке, когда речь идет не об интересах — их можно примирить, — а об истине. Промысл Божий, одна ко, и после 325 г. в конце концов вручал меч государственной власти императорам, единомысленным с православными епископами, и тогда созывались Соборы, отвергавшие лжеучения, возобладавшие, порой на десятки лет, благодаря покровительству еретичествовавших правителей.
На приеме в честь участников Вселенского Собора святой Константин назвал себя епископом внешних дел Церкви. Как пишет Евсевий Кесарийский, «угощая… епископов, Константин справедливо сказал, что и сам он епископ (приводим собственные его слова, произнесенные при нас): «Только вы — епископы внутренних дел Церкви, а меня можно назвать поставленным от Бога епископом дел внешних» [22]. По замечанию В. В. Болотова, «это была скорее шутка, любезность, чем серьезная программа церковной политики… Смысл этих слов находят темным. Лучший комментатор их… Евсевий; а из этого принципа, по его мнению, вытекали попечения Константина о том, чтобы руководить, насколько от него зависело, всех подданных по пути спасения, — его законодательство, направленное к ограничению языческого богослужения… Таким образом, епископат Константина простирался на всех его подданных, как язычников, так и христиан… епископ внешних дел ограничивал свободу языческого культа — и созывал соборы, и принимал живое участие в них» [23]. Иными словами, под внешним епископством подразумевалось лишь содействие Церкви в ее служении, но вовсе не принадлежность в каком бы то ни было виде к священству, тем более что когда были сказаны эти слова, Константин не был еще и крещен. Впрочем, известна также иная интерпретация этого загадочного высказывания, опирающаяся на другое его прочтение: вместо «епископ внешних дел» — «епископ внешних», иными словами, тех, кто находится вне церковной ограды [24]. При таком прочтении этой фразы святой Константин вменяет в свой долг содействовать обращению внешних. Впрочем, как считает В. Поджи, в этих словах императора сделан акцент даже не на миссионерском служении, а на защите прав внешних на религиозную свободу и, значит, на поддержании религиозного мира в империи как существенно важного элемента pax romana (римский мир) [25].
Собор, созванный святым императором Константином в Никее, вошел в историю Церкви как Первый Вселенский Собор. С тех пор состоялось еще шесть таких Соборов, которым Церковь усваивает самый высокий авторитет, принимая их постановления за непогрешимые, признавая в их оросах аутентичное богодухновенное изложение догматов, преподанных в самом Откровении. Среди семи Вселенских Соборов самым значимым по своим последствиям, определившим ход церковной и мировой истории, стал Первый Никейский.
Фрагмент книги «Эпоха Вселенских Соборов: Очерки из истории Церкви»,
под авторством протоиерея Владислава Цыпина
[1] Вселенские Соборы. М., 2005. С. 19.
[2] Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви. Т. 3. С. 27.
[3] Там же. С. 24.
[4] Феодорит, еп. Кирский. Церковная история. С. 39.
[5] Сократ Схоластик. Церковная история. С. 19.
[6] Евсевий Кесарийский. Жизнь Константина. С. 106.
[7] Там же. С. 107–108.
[8] Там же. С. 108.
[9]Феодорит, еп. Кирский. Церковная история. С. 50.
[10]Деяния Вселенских Соборов. Т. 1. СПб., 1996. С. 69–70.
[11]Феодорит, еп. Кирский. Церковная история. С. 44.
[12]Там же.
[13]Duchesne L. La question de la Pâqueau conсile de Nicée // Revue des Questions Historiques. T. XXVIII. 1880. Р. 5–42.
[14]Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви. Т. 2. С. 428–451.
[15]Евсевий Кесарийский. Жизнь Константина. С. 110–111.
[16]См.: Вестник Западно- Европейского Патриаршего Экзархата. 1983. № 113. С. 257.
[17]Созомен Эрмий. Церковная история. СПб., 1851. С. 73.
[18]Там же.
[19]Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского: в 2 т. Т. 1. 2001. С. 173–174.
[20]Созомен Эрмий. Церковная история. С. 74.
[21]Евсевий Кесарийский. Жизнь Константина. С. 109.
[22]Евсевий Кесарийский. Жизнь Константина. С. 152.
[23]Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви. Т. 3. С. 50–51.
[24]См.: Дагрон Ж. Император и священник. Этюд о византийском «цезарепапизме». СПб., 2010. С. 174–175.
[25]Ιn: Poggi V. Costantino vescovo di quelli di fuori // Da Roma alla Terza Roma. Campidoglio, 21–23 aprile 2002. Р. 5–6.