416
Епископ Переславский и Угличский Феоктист (Игумнов) преподает в Сретенской духовной академии «Пастырское душепопечение». Владыка любезно ответил на вопросы, связанные с его предметом и священническим служением.
– Если говорить в общих чертах, это метод и практика душепопечения. то есть священника рукоположили, он вышел на Исповедь, к нему подошел человек, и, соответственно, необходимо как-то помочь этому человеку на Исповеди. Во-первых, надо определить его страсти и потом помочь ему от этих страстей освободиться. И, конечно же, ориентироваться лишь на некую харизму, на общие соображения здесь недопустимо, потому что можно человеку повредить. Для этого и существует, собственно говоря, эта наука – душепопечение. И она как раз описывает те методы, которые помогают бороться со страстями внутри себя и помогать другим людям.
Любая семинария, и Сретенская духовная академия в частности, исходит из предположения, что все студенты станут священниками. Иначе мы не рассматриваем. Насколько важен этот предмет? Мне кажется, что для пастырского профиля это один из базовых предметов, потому что наша задача – это духовная помощь людям. Ее необходимо, еще раз скажу, уметь оказывать. Как в медицине есть клинические рекомендации, так и здесь. Это что-то подобное в области исцеления души, а не тела. Плюс – мы еще рассматриваем различные казусы и нестандартные ситуации, случающиеся у священника с пасомыми: как себя вести, как себя позиционировать и так далее.
– Мне думается, что в христианстве вообще, не только для студентов духовной школы, в православном христианстве есть большая опасность привыкания и такого, знаете, заражения некоторым нигилизмом, смешанным с цинизмом. Мне кажется, что это то, чего стоит остерегаться, и всеми силами не давать себе скатываться в это состояние, то есть должно быть горение духа. И, несмотря на то, что ты находишься внутри Церкви и, что называется, у тебя православие 24/7, необходимо все же сохранять в себе остроту восприятия духовных реалий.
– А как ее сохранять, по-Вашему?
– Это двоякая история. Во-первых, необходимо соблюдение чистоты сердца, с молитвой. Это то, что является основным. Во-вторых, ограничивать тот поток информации, внешней, рассеивающей, разлагающей, которая идет к нам извне. В первую очередь, из различного рода Telegram-каналов, блогов, которые сами погрузились в этот цинизм и заражают все вокруг, потому что, если ты сидишь и читаешь это, ум свой для этого открываешь, это потом забыть невозможно, идет очень мощное разлагающее влияние. Вот одна из задач священника, в том числе во время обучения в семинарии, – научиться тому, что мы называем «духовной гигиеной», то есть гигиеной ума, интеллектуальной. Об этом мы мало говорим. Вообще, в целом, в обществе мало об этом идет речь. Это остается за рамками нашего внимания. Но для священника это в первую очередь необходимо.
– Владыка, когда человек становится ставленником, на чем он должен акцентировать свое внимание? Не могли бы Вы дать совет для только что рукоположенного священника?Одна из задач священника – научиться «духовной гигиене», гигиене ума
– Думаю, для ставленника важнее всего – это очищение своего сердца, своего ума и стяжание навыка молитвенного. Потому что священник, конечно же, нужен не для того, чтобы красивые проповеди говорить или возглавлять какие-то собрания, или организовывать приходскую жизнь, лагеря для детей, или нечто подобное. Это все вторичное. Первичное – молитва. Люди приходят к нам, конечно, в надежде, что мы сможем им оказать молитвенную помощь. И это не фигура речи какая-то красивая – молитвенная помощь. Вроде: «Ну, я помолюсь, записку напиши». Нет. Это то, что мы должны уметь делать. Наша молитва должна быть действенной. Если мы читаем Священное Писание, мы видим, что апостол Павел об этом много говорил. В Послании к Коринфянам есть это у него: «Прииду же скоро к вам, аще Господь восхощет, и уразумею не слово разгордевшихся, но силу. Не в словеси бо Царство Божие, но в силе» (1 Кор. 4: 19–20). Сила духа как раз являет себя в молитве.
Мы понимаем, что проповедь апостольская не была бы успешной, если бы она осталась только проповедью. Их слова, их молитвы подкреплялись делами, которые были для всех очевидны. И в этом смысле, конечно, Святой Дух Церковь не оставил, и у нас всех есть возможность иметь такую же полноту духовного дарования, чтобы наша молитва обретала плоть, становилась действенной. Для этого необходимо, конечно, учиться молиться, в первую очередь – нерассеянно. Это должно быть основным нашим делом. Нельзя думать, что это придет к тебе после хиротонии, то есть ты был простым парнем, «Отче наш» читал, не особо вдаваясь, утренние и вечерние молитвы на бегу, и что это придет к тебе в силу хиротонии. Это не придет, этому надо учиться и учиться всю жизнь. Как станешь священником, тоже необходимо учиться.
Совет молодому священнику? Во-первых, конечно, очень ценить первые свои дни, недели, месяцы священства, потому что мы ко всему привыкаем и к этому привыкнем. И вот те чувства, те эмоции, которые у тебя есть, какие-то даже, может быть, откровения, которые тебе даются в это время, их необходимо как-то в сердце сохранить, слагать в сердце. Это нужно для того, чтобы потом к ним возвращаться и как-то свой дух взогревать к ревностному служению Церкви Христовой и людям.
– Какова основная задача пастыря в душепопечении?
– Как я понимаю и вижу, эта задача сопоставима с задачей врача в больнице. Какова задача врача? Диагностировать, назначить лечение, его контролировать, и в случае, если что-то идет не по плану, корректировать лечение. И у душепопечения, собственно говоря, те же самые задачи. Есть человек, который поражен грехом, как и всякий человек, страстями своими. Необходимо помочь ему увидеть эти страсти и дать то духовное лекарство, которое поможет ему их побороть и преодолеть грехи. Конечно, тут аналогия абсолютно полная с врачебной практикой.
Часто люди так стараются сделать: приехать в какое-то место, которое является популярным, модным, к некоему священнику, в том смысле, что он «старец», что-то знает. Но «старец» не может дать человеку то лекарство, которое безошибочно будет действовать, потому что он не может знать, кто к нему пришел и как будут исполняться его рекомендации. Может, что-то из них будет опускаться. Это лекарство сегодня одно, через месяц необходима какая-то корректировка и т. д. Поэтому такие поездки с целью душепопечения абсолютно бесполезны. Это просто какая-то иллюзия – думать, что тебе кто-то выпишет такую универсальную таблетку. Так не работает. И здесь очевидно, что велика роль приходских священников. И мы, конечно же, когда здесь преподаем, исходим из той установки, что мы учим будущих приходских священников, не каких-то монастырских старцев всея Руси, а именно приходских священников, которые будут где-то в спальных районах Москвы нести свое служение.
И, возвращаясь к первому вопросу, мы, конечно же, еще в рамках нашего предмета делаем акцент на специфике служения в мегаполисе, потому что это гигантская разница – служить в деревне, в маленьком городе, или в среднем, или в мегаполисе. Здесь свои особенности. К счастью, мне повезло, у меня есть опыт служения в Москве в качестве священника, настоятеля. И, исходя из этого опыта, я, как мне кажется, могу что-то полезное рассказать в практическом смысле. Мы исходим из того, что Сретенская духовная академия находится в центре Москвы. И когда ты говоришь с человеком, нельзя думать, что он будет служить в условной Воркуте. Это крайне маловероятно. Если бы мне сказали, что весь курс отправится служить на Дальний Восток, я бы, наверное, преподавать отказался. Я про это ничего не знаю. Мне думается, мы все должны говорить о том, что мы знаем, если речь идет о практическом предмете.
«Пастырское душепопечение» – это практический предмет. Он не теоретический. Там теории не так много, это практика. Мы берем то же самое «Добротолюбие» или какие-то еще авторитетные аскетические писания и смотрим, как можно их применять сегодня к конкретному человеку. Пришел, например, человек, у него двое детей, он работает пять дней в неделю. И как ему, отцу семейства, свою духовную жизнь строить, как ему бороться с искушениями, различными страстями, исходя из особенностей его устройства в жизни?
– Думаю, что, в первую очередь, он должен быть верующим (смеется – прим. авт.), то есть у него должно быть горение веры. Хуже всего, когда мы видим священников, которые просто утратили это состояние, выгорели, которые стали чиновниками своего рода, просто отрабатывают некоторое время в храме, красиво это делают, убедительно. Тут ведь тоже надо понимать: как ремесло священство – это очень простенькое занятие. Научиться служить, научиться говорить проповеди, которые можно слушать, говорить правильные слова – это довольно легко сделать. Одно из пастырских искушений как раз состоит в том, что человек начинает служить, потом он довольно быстро научается этому, и возникает вопрос: куда расти? И он, конечно, может во внешнюю активность уйти. Но если он уйдет только во внешнюю активность, то он рискует утратить горение веры.
Необходимо, чтобы у него это горение веры всегда сохранялось, чтобы у него была еще личная духовная жизнь, как просто у человека-христианина. Святитель Григорий Двоеслов на это обращал внимание в своих пастырских текстах. Он писал, что, если ты служишь Церкви, у тебя много послушаний, и ты думаешь, что это помогает твоей душе, и ты через исполнение послушаний спасешься, ты ошибаешься. Если у тебя нет молитвы и личного духовного делания, не связанного с наложенными на тебя обязанностями, то ты погибнешь. Мне кажется, это самое основное. И второе тоже крайне важно – это, конечно, просто человеческая доброта.
– Вы имеете ввиду любовь к людям?
– Любовь к людям – это дар, который дается Богом. Его, может быть, не все воспринимают. Кто-то его отрицает, в том смысле, что делают все, чтобы его побороть в себе. Но это один из даров пастырских. А есть еще просто человеческая доброта. То есть будущий пастырь еще до хиротонии должен быть, если угодно, в базовой комплектации просто добрым человеком, таким, который, не задумываясь, помогает людям. Например, идет он по городу, смотрит: женщина пожилая с какой-то сумкой тяжелой, и он помогает ее на лесенку поднять. Он, не задумываясь, хватает и помогает. Такой человек не может пройти со спокойным сердцем тогда, когда кто-то нуждается в помощи, и он может помочь.
– Вы говорите о сострадании?
– Сострадание – хорошее слово. Да, это важно, конечно. Но иногда оно может быть неправильно понято. Это может быть так: я отстранился, сижу где-то и сострадаю, переживаю. Нет. Христианство – это же не про переживание. Христианство – это всегда про действие. Да, конечно, я должен сострадать, но при этом я должен действовать. И мы видим, что Евангелие – не про размышление, не про сострадание какое-то абстрактное. Это всегда действие. Иди и делай. Даже если ты не знаешь, что делать, но человек нуждается в помощи какой-то, в утешении, а у тебя слов нет, просто приди и будь рядом.
– Мне думается, что предстояние у престола для любого священника должно быть самым важным делом жизни. И, соответственно, он должен к нему так относиться и должным образом готовиться. Готовиться при чем многогранно – душевно, духом и телом. Он должен быть весь готов к этому. И, конечно, у него должно быть горение, ревность ко всему, что в алтаре происходит, то есть он не должен быть спокойным, скажем, даже к наличию пыли на подоконнике. Это один из аспектов. Небрежности не должно быть. Потому что если у тебя это центр твоей жизни, центр твоего дня, если важнее для тебя ничего не будет, то, конечно, ты будешь к этому соответствующим образом готовиться и относиться.
– Праведный Иоанн Кронштадтский писал еще о благоговении…
– Безусловно. Благоговение тоже должно быть.
– И человек, наверное, еще должен любить служить?
– Думаю, да... Но если ты не любишь богослужение, то, конечно, тебе очень сложно будет. Лучше, наверное, тогда не идти в священники. Я просто не знаю, как можно быть священником и не любить служить, то есть мне кажется, тогда уже крест будет непосильным. Для священника, конечно, это должно быть утешением. Это то, к чему он стремится всегда. К счастью, я почти не видел священников, которые не любили бы служить. Есть такие, конечно, но очень мало. Все же люди понимают: если тебе это не нравится, ты смотришь на часы постоянно, то это, наверное, не твой путь.
– Я никогда не задавался таким вопросом. И с архиереем все очень сложно в этом смысле, потому что у архиерея немножко другой функционал, да? Тем более архиерей правящий, он не совсем может быть пастырем. Из-за круга других обязанностей, которые уставом и традицией нашей Церкви оговорены, он не может себя посвящать очень внимательному пребыванию с человеком, вхождению во все его нужды. Тем более, что у архиереев все же есть паства своя, и эта паства – не миряне, она состоит из священнослужителей. И, конечно, если епархия достаточно большая, то это количество священнослужителей само по себе уже тебе не дает заниматься кем-то еще, у тебя просто не остается сил, либо это происходит в каком-то очень маленьком, дозированном количестве.
Думаю, это можно сравнить, условно говоря, с участковым терапевтом. Люди, которые работают на приеме, имеют большой опыт. Когда видят человека, они о нем уже что-то могут сказать и вести пациента. А есть те люди, которые, может быть, успешные врачи в прошлом, но сейчас они занимаются организацией здравоохранения. Это могут быть главы региональных министерств. Понятно, что у министра здравоохранения Ярославской области, даже если бы он захотел, нет возможности сидеть на приеме в поликлинике в качестве терапевта. Это разные служения принципиально, поэтому я могу как-то ретроспекивно сказать, вспомнить, что для меня было важным, когда я был священником. Мне очень нравилось священническое служение и сейчас нравится, конечно. Но это другое. Что Церковь дала, тем ты и занимаешься, ты не выбираешь. Что для меня было самым важным? Служение Литургии. Это то, что меня вдохновляло, вдохновляет и, надеюсь, будет вдохновлять до последней секунды моей жизни. Очень на это надеюсь. Молюсь, чтобы не утратить это. Разные периоды бывают, конечно. Бывают и периоды какого-то оскудения. Но служить мне хотелось и хочется, по милости Божией, всегда.
– Когда Вы были простым священником, Вас вдохновляло общение с Вашей паствой?
– Да. Очень. Мне кажется, это тот дар, который дается в хиротонии. Нельзя сказать, что это какая-то выработанная история. Есть дары священства, которые получают люди в хиротонии. Повторю, их нельзя отрицать. Они есть, это реальность. Любой человек, который был рукоположен, кто внимателен к себе, конечно же, о них знает прекрасно. В период оскудения и упадка веры ты обращаешься к этому и понимаешь, что если дары реальны, то все остальное тоже реально, то есть это все правда (смеется – прим. авт.). Так и здесь. Да, конечно, мне очень нравилось общаться с паствой, у нас были различные мероприятия и т. д. Сейчас, повторю, у меня просто паства другая – это священники епархии. И с ними я готов общаться сколько угодно и когда угодно.
При рукоположении любовь к пастве всем дается как дар. Можно фантазировать о любви, а любовь в данном случае – не какое-то экстатическое переживание, да? Это просто способность выбирать благо другого человека, не свое, а другого. Когда ты готов не спать, не есть, а идти какую-нибудь бабушку причащать. Ты знаешь, что прибытка тебе от этого никакого не будет, ты время потратишь, деньги. Еще, может быть, нагоняй получишь, потому что опоздаешь на службу, еще что-то, но ты идешь и причащаешь. И этого ты не можешь не делать. Не то, чтобы тебя кто-то гонит, внешне принуждает. У тебя принуждение внутреннее. На что это больше всего похоже? На любовь к собственной бабушке. Она лежит, никакой власти над тобой не имеет и уже, может быть, и заговаривается, и помощь ей нужна, но ты все равно делаешь то, что она просит, пытаешься помочь, хотя это идет сильно в ущерб тебе. Ты, может быть, сильно не доволен, но ты идешь и делаешь. И ты стараешься бабушку не огорчать, если ей что-то не нравится. Вот что-то подобное – у священника, только к большему количеству людей.
– Владыка, в других Поместных Церквах не все, кого рукополагают в священный сан, становятся духовниками и могут исповедовать. У нас все священники могут исповедовать людей. По-Вашему, сразу после семинарии они действительно могут полноценно вести паству в духовной жизни? Как прихожанину довериться молодому священнику?
– Да, есть различные сложившиеся церковные традиции. В нашей Церкви есть определенные причины, почему у нас так сложилось. Это первое.
Второе: здесь надо разделять священника, который принимает исповедь, и духовника. Это разные вещи. Не обязательно тот человек, который тебя исповедует, твой духовник. Можно опять же вспомнить какие-то афонские традиции, когда духовник вообще священного сана не имеет, а грехи отпускает специально обученный иеромонах, который сам в послушании у этого монаха. Он просто технически читает молитву и больше ничего не делает.
Третье. По поводу того, как быть с молодыми священниками. Бог так устроил, что получить назидание и пользу мы можем от кого угодно. Не только от человека вообще, от священника, но и от самой природы. Животные нас чему-то учат. Например, кошка кошку никогда не убьет. И этому тоже стоит учиться человеку, когда ты начинаешь размышлять в таком ключе. Человек, который хочет приобрести духовную пользу, он ее приобретет. А тот, кто не хочет, ему тут, конечно, никто не поможет: ни опытный духовник, ни только что рукоположенный священник – никто. Невозможно учить того, кто не хочет учиться. Невозможно лечить того, кто не хочет лечиться. Это элементарные вещи, и это надо понимать.
Священник молодой, только что рукоположенный, ничем не отличается от священника, который прослужил много лет. Может быть, только тем, что молодой полнее ощущает эти дары, которые он получил в хиротонии, потому что она была недавно. И тут, мне думается, смущаться не стоит. Но самому молодому священнику стоит помнить об отсутствии у него еще должного опыта и быть крайне аккуратным, то есть трезво оценивать свои способности, возможности, силы, компетенции и понимать, что ему лучше очень скромно себя вести и чаще задавать вопросы старшим, читать побольше, не творить никакой отсебятины.
– Это изумительно хороший вопрос, потому что, действительно, очень легко человеку прийти к человеку. Вот, священник молодой, хорошо у него язык подвешен, сам он не зануда, не ханжа, он замечательно общается с молодыми людьми, весь открыт и прочее, и к нему прийти очень легко. Прийти к нему, стать с ним друзьями и приходить на богослужение не ради молитвы, а ради этого священника. Ну, он служит еще хорошо, голос у него хороший, пообщаться, потом чаю попить и так далее. А потом, часто такое бывает, когда священника переводят, люди едут туда, где он теперь служит. Если неудобно ездить, то они вообще как-то расстраиваются и перестают в храмы ходить. И чтобы священнику быть в этом смысле прозрачным, этому надо учиться, это очень сложно. Это, может быть, самое сложное из священнической практики, потому что, как это сделать, как себя устранить? Как себя устранить в богослужении? Как сделать так, чтобы все молились, но никто не обращал внимания на тебя, на твой голос, на твои жесты? Крайне сложно. На это все необходимы годы и годы. И, конечно, ошибки будут.
– Митрополит Антоний говорил, что священник должен стать прозрачной иконой, через которую человек видит Христа.
– Замечательно. Да. Его не должно быть просто как личности в этом смысле.
– Я хотел бы пожелать, чтобы поток людей, которые хотели бы здесь получить образование, не оскудевал. Чтобы у Академии находилась возможность давать людям то, зачем они сюда приходят, то есть качественное духовное, пастырское образование. И чтобы никто из выпускников свою Alma Mater не посрамил никогда, чтобы не было среди ее выпускников тех, кто уйдет в какой-то раскол, кто станет человеком, который борется с Церковью или еще как-то запятнает себя какими-то грехами. Но самое страшное, конечно, – это грех раскола и ереси, борьбы с Церковью Святой. И мне бы хотелось пожелать, чтобы никто из прошлых, нынешних и будущих выпускников Сретенской духовной академии не впал в эти грехи.
– Благодарим Вас, владыка.
Беседовала Александра Калиновская