Будущий епископ родился в 1874 году в священнической семье и был наречен Александром. Закончив Харьковскую духовную семинарию, о которой он тепло вспоминал в своей автобиографии, он начал преподавать Закон Божий вслед за отцом-священником. По характеру Александр был мягким и ласковым человеком и сторонился увеселений. В силу возраста и обстоятельств молодой человек оказался перед выбором, как пишет он в своей автобиографии: «С одной стороны, тянуло к монашеству, а с другой – я не прочь был занять место приходского пастыря, так как это ласкало мою душу, и мне всегда хотелось служить Церкви и народу».
Александр решился написать письмо всенародно любимому в то время отцу Иоанну Кронштадтскому. К его изумлению, пастырь добрый прислал ответ, где, в частности, говорилось: «После трех неудачных попыток избрать себе невесту по сердцу, я полагаю, уже не нужно более пытаться делать то же, но считать эту неудачу за указание Божие посвятить себя жизни девственной, созерцательной». Ответ духоносного молитвенника определил дальнейший путь молодого человека. Позже он вспоминал: «Уже во время самого чтения письма тайная сила потрясла мое сердце и внушила непреклонную решимость принять монашество. Все сомнения, недоумения и затруднения по этому вопросу кончились». Не без слез и уговоров отпустили его родители встать на монашеский путь.
Постриг Александр принял в Святогорской Успенской пустыни. Об этом он с благодарностью Богу писал так: «Всё мирское отошло от меня и стало казаться чем-то далеким, чуждым и неинтересным… Кто внушил отцу Иоанну ответить? Ведь я не был с ним знаком; написал ему простое письмо, и трудно было рассчитывать на отклик… Кто расположил ко мне лиц, от которых зависело пострижение?.. Благодать Божия!» В скудных аскетических условиях Лавры Святогорья монах Арсений пробыл недолго. По благословению священноначалия он отправился продолжать обучение в Московской духовной академии.
С большой любовью владыка впоследствии отзывался об Академии: «Не только ученые монахи, но и все студенты Академии ясно чувствовали над собой покров преподобного Сергия. Наступит утро, и потянутся добрые юноши из своих помещений к честной раке угодника Божия… Преклоняюсь перед почтенною памятью моих наставников. Почти все они отличались религиозною настроенностью, талантливостью и ровным отношением ко всем студентам, светским ли то или духовным». О своих сокурсниках владыка Арсений вспоминал: «Их не интересовали будущая карьера, земные благополучия, всем хотелось осуществлять намеченные идеалы, все были люди способные, благонастроенные, чуткие к горю, нужде, несчастью и страданиям ближних». Выпускную работу будущий архиерей писал о преподобном Макарии Египетском. «Вспоминаю это и прихожу к следующему заключению: хочешь мыслить и переживать доброе – погрузись тогда в чтение слова Божия, изучение святоотеческих творений», – резюмировал он итог от своего труда.
Хочешь мыслить и переживать доброе – погрузись тогда в чтение слова Божия, изучение святоотеческих творений
Не раз духоносные люди предсказывали ему архиерейство. Так и произошло. Будучи назначен наместником Чудова монастыря в сердце Москвы, он был рукоположен в сан епископа. По свидетельству владыки, особая духовная связь у него была с покровителем обители святителем Алексием Московским. В обители при епископе Арсении установилась молитвенная обстановка, выпускался журнал духовного содержания, обретший большой спрос среди верующих. Духовно близок был владыка с будущим священномучеником Серафимом (Звездинским). Характеры обоих в своей мягкости и ласке к окружающим были удивительно схожи. Одну из своих духовных дочерей епископ Арсений благословил возглавлять Серафимо-Знаменский скит в Подмосковье. Ею оказалась будущая схиигумения Фамарь (Марджанова).
Но недолго длилось благоденствие Чудовой обители. В 1918 году монастырь был закрыт большевиками и впоследствии разрушен. Епископ Арсений уехал в основанный им Знаменский скит, затем был назначен в Серпухов. Церковную власть в лице митрополита Сергия (Страгородского), как и некоторые его современники, удостоившиеся мученического венца, чьи имена вошли в Собор новомучеников и исповедников Российских, он не признавал. Где бы он ни находился, к нему конспиративно стекались его многочисленные духовные чада. В апреле 1937 года он был арестован. 27 сентября того же года, в день Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, епископ Арсений принял на себя страдальческий крест. Вместе с другими монашествующими и мирянами, арестованными по такому же делу, он был расстрелян на Бутовском полигоне.
После епископа Арсения остались некоторые его труды, дневники и письма. При жизни он общался с духоносными светочами своего времени, такими, как старец Алексий Зосимовский и старец Алексий Мечёв. Общение с ними, как и со своим духовным другом священномученником Серафимом (Звездинским) не могло не повлиять на его отношение к богослужению и понимание пастырства. В частности, в очерке под названием «О священстве: (посвящается современным пастырям)» он писал: «Высок священный сан, высоко пастырское служение. Оно, по преимуществу, есть знак любви ко Христу… Если пастырь имеет любовь, то ничто пред нею все другие добродетели. Что же это такое – пастырская любовь? Это любовь Христова, усвоение пастырем любви Христовой, любви Божией. Любовь, таким образом, – вот что должен носить в своем сердце пастырь, вот чем должна украшаться его нравственная личность».
Особо отмечал он важность для священнослужителей добродетели терпения: «Если ты желаешь пасти словесное стадо с любовию и охотою, то вооружись терпением. Без терпения ты изнеможешь и не понесешь пастырских трудов… Только терпение помогает пастырю стоять твердо на своем посту. А исповедь, выслушивание греховности людской, сколько здесь требуется нравственной силы и терпения! Терпение – главная добродетель для пастыря. Если для телесного врача оно важно и необходимо, то для духовного – тем более, насколько душа важнее тела».
Давал он и такое назидание: «Тебе трудно, пастырь, принимать людей на совет. При общении с ними ты рассеиваешься, расслабляешься духом, отвлекаешься от богомыслия и даже как бы начинаешь питать человеческие чувства привязанности, ненужной ласки и человекоугодничества; тогда прими за правило избегать обычных человеческих общений и принимай людей только со крестом в руках и с молитвой на устах». Одновременно он учил: «С душою человеческою нужно действовать крайне разумно, осторожно, нежно и внимательно».
О совершении богослужений епископ Арсений особо отмечал: «Нужно понять, восчувствовать, что такое Божественная Евхаристия, чтобы вместе с этим представить себе и всю высоту священного сана… Пастырь постоянно должен соображаться, когда ему следует говорить и когда лучше молчать. Чем трогательнее богослужение, чем истовее совершается и чем больше пастырь им проникается, – тем меньше требуется пастырского слова. Не умел пастырь самим богослужением ублаготворить молящихся, вот он и поправляется, думая по крайней мере своим словом это сделать, но как бы пастырское слово ни было хорошо, – оно ничто в сравнении с самим богослужением».
Залогом неравнодушного служения литургии он считал внутреннюю духовную жизнь служащего: «Всякий пастырь Церкви всемерно должен стремиться к тому, чтобы служить Божественную литургию с переживанием и настроением. Много способствует этому настроению, когда пастырь проникнут духом покаяния, свободен от греховных борений и здрав телом. Хорошее умилительное пение и чтение, праздничная обстановка, настроение молящихся, обстоятельства, по которым устраивается служба, – все это также влияет на настроение служащего пастыря. Но все это как бы случайные факторы в созидании настроения пастыря. Нужно, чтобы настроение являлось не как случайный порыв, а как постоянное обнаружение внутренней духовной жизни пастыря. И это бывает тогда, когда пастырь воспитает в себе горячую веру и любовь к Спасителю, воспитает себя в благоговении, смирении и страхе Божием». Также он давал такой совет: «Служи, пастырь, проникновенно, с верою, переживанием и полным усердием Божественную литургию, и при этом как можно чаще».
Отмечал он и важность внутренней свободы и через нее – в каком-то роде исповедничества веры: «Мы часто стесняемся обнаруживать свои религиозные чувства пред людьми, обществом. Даже пастырь Церкви, и тот часто бывает не свободен от этого. Вот он, например, стесняется предложить пасомым что-либо всем петь, стесняется сделать объявление, распоряжение, навести надлежащий порядок в храме и т. п. Не осмеливается он и сам обнаруживать пред другими порыва своего молитвенного чувства, а то и просто обычных религиозных обязанностей. Между тем пастырю прежде всего нужно быть свободным от указанной стеснительности и как бы независимым. Его молитвенный, религиозный дух должен быть свободным. Таков был отец Иоанн Кронштадтский».
Учил владыка и необходимости для пастырей иметь твердость духа: «Посвятивший себя на служение Господу Богу не должен поддаваться душевным волнениям, которые так возможны при соприкосновении с современным миром. Он должен не слишком радоваться, не слишком печалиться и огорчаться, не слишком надеяться на поддержку мира. В особенности пастырь Церкви должен вырабатывать эту твердость духа – ничем не смущаться. Его жизнь и деятельность проходит на глазах пасомых, и неуравновешенность пастыря пагубна бывает для последних».
Имея перед глазами при жизни примеры настоящих молитвенников в священном сане, он напоминал собратьям: «Молиться должен пастырь Церкви, и молиться особенно не за себя только, но и за других. Он должен в своем сердце отводить уголок каждому обращающемуся к нему – разделять скорби ближних, сочувствовать несчастным, страдать с страдальцами, печалиться с плачущими, радоваться с радующимися». Он также советовал: «Трудись, работай на ниве Христовой, а потом, в известные сроки давая себе отдохновение, уединяйся на богомыслие и молитву, и ты через это и сам будешь возвышаться духом, и пастырская твоя деятельность будет приобретать все больший и больший успех».
Первопричиной успеха в пастырской деятельности он, однако, ставил не заслуги человека, а благодать священства: «Пастырь Церкви! Не забывай никогда о том, что на тебе почиет благодать священства, могущая творить через тебя "великая и славная". Когда отца Иоанна Кронштадтского спрашивали о причине его влияния на народ, он отвечал, что ничего другого он не имеет, кроме благодати священства, которую получает всякий иерей, и что всякий иерей, если будет возгревать живущую в нем благодать священства, – может совершить еще большее, чем отец Иоанн… Не забудем о благодати Божией, почивающей на каждом пастыре. "Вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе" (Флп. 4: 13), говорит апостол Павел. Эта-то благодать и поможет пастырю все превозмочь и выйти победителем всех темных сил ада, на него ополчающихся».
Таковы были некоторые назидания для пастырей-современников у владыки Арсения (Жадановского), епископа Серпуховского. Дай Бог, чтобы его слова оказались полезными и пастырям сегодняшним, и желающим вступить на этот высокий путь.
Александра Калиновская