АНТОЛОГИЯ СЕМИНАРСКОЙ ЖИЗНИ. СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИЛАРИОН (ТРОИЦКИЙ). ЧАСТЬ 1

27 мая 2009

Образование

АНТОЛОГИЯ СЕМИНАРСКОЙ ЖИЗНИ. СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИЛАРИОН (ТРОИЦКИЙ). ЧАСТЬ 1

Литература о духовных семинариях, их учащихся и учащих до сих пор остается мало известной даже в православной читающей аудитории. Между тем художественные произведения, мемуарные записки и публицистически очерки, которые, являясь весьма специфическим историческим свидетельством, посвящены внутреннему и внешнему описанию духовных школ, позволяют узнать много интересного об учебном процессе, досуге, быте, фольклоре семинаристов.

Живые, искренние повествования, авторами которых обычно выступают люди, уже умудренные богатым жизненным опытом – прежде всего религиозным (архиереи, священники, преподаватели, выпускники семинарий и др.) дают уникальную возможность исподволь проследить этапы духовного роста, глубже понять причины, побуждающие к беззаветному, жертвенному служению Христу.

Именно поэтому вниманию читателей нашего сайта, впервые предлагается «Антология семинарской жизни», в которой будет представлена – в намерено мозаичном порядке – широкая панорама семинаристского житья-бытья XVIII – начала XXI вв.

Учеба в Московской Духовной академии

Первоначальное образование будущий святитель получил в Туле – в Духовном училище, затем в семинарии и был послан на казенный счет в Московскую Духовную академию для продолжения образования. Владимир Алексеевич поступил в Академию в 1906 году «когда чад и угар революционный, проникший и за стены Академии – как писал об этом один из современников, – только что начал рассеиваться, но не исчез еще окончательно». И Владимиру Алексеевичу пришлось много пережить, видя, как он говорил, «позор Академии, променявшей светлые ризы чистой и трезвой науки на яркие, на грязные разноцветные лохмотья уличной политики», позор той Академии, которую он любил, как «свою возлюбленную невесту». Но гроза не прошла бесследно для святителя: его все анализирующий ум не мог успокоиться, пока не отыскал причины, почему пронесшийся шквал захватил столь широкие круги образованного русского общества; одним из главнейших условий, определивших такой масштаб движения, была бездуховность нашего общества в его массе, утратившего связь с Церковью и порвавшего с ее исконными традициями. Как только это определилось с достаточной ясностью, он посвятил свои обязательные сочинения и свой досуг разработке вопроса о Церкви и церковности. Еще учась в Академии, будущий святитель стал обнаруживать себя как крупнейший русский богослов, сосредоточив свое внимание на историко-догматической апологии девятого члена Символа Веры, то есть на раскрытии православного учения о Церкви. В Академии, студентом, а затем преподавателем, им были написаны и опубликованы работы: «Христианство или Церковь», «Гностицизм и Церковь в отношении к Новому Завету», «О церковности духовной школы и богословской науки», «О необходимости историко-догматической апологии девятого члена Символа Веры», «Триединство Божества и единство человечества», «Покаяние в Церкви и покаяние в католичестве» и другие.

В 1910 году он закончил академию со степенью кандидата богословия и был назначен исправляющим должность доцента по кафедре Священного Писания Нового Завета. С этого времени началась его преподавательская деятельность, которая продолжалась до самого закрытия Духовной академии и принесла много плодов как на поприще непосредственно преподавания, ибо в его лице Духовная Академия обрела глубоко православного ученого богослова, так и в области богословских исследований. Как и во время учения, он тщательно готовился к лекциям, но теперь взял себе за правило: написав лекцию в тетрадке, всегда оставлять ее дома и читать, не пользуясь никакими записями. Сначала было, конечно, боязно, но затем он так освоился, что эта привычка придавала ему даже особенную уверенность, он стал чувствовать себя на кафедре как и академической так и церковной на своем месте, точно для него и созданном.¹

В 1913 году состоится его защита магистерской диссертации – она была уже опубликована в 1912 году в качестве монографии «Очерки из истории догмата о Церкви». Владимир Троицкий, еще будучи студентом, начал вести научную работу, его студенческие труды удостаивались наград, а за диссертацию он получил премию Московского митрополита Макария за 1912–1913 годы. В Троице-Сергиевой Лавре будущий архиепископ подлинно был у себя дома. Молитва в Троицком соборе у гробницы преподобного Сергия и занятия в академической библиотеке гармонично дополняли друг друга, питая его дух и интеллект. Любовь к Академии и науке у Владимира Алексеевича носила даже несколько страстный характер, и даже при постриге в 1913 году он переживал это как серьезный грех. От тогдашнего ректора академии епископа Феодора (Поздеевского) он, уже ставший доцентом, получил в день пострига мудрое наставление. «Я знаю и не хочу скрывать сейчас, в чем твоя жертва Христу, – сказал епископ Феодор. – Ты искушался и, быть может, теперь еще искушаешься любовью к той школе, которой ты служишь, и чувством опасаешься, как бы иночество не лишило тебя этой школы. Но что такое академия без Христа?! Это – пустое место и мертвый дом». И далее владыка Феодор говорит о таинственном духовном законе: «Пустынники, отвергшие мирскую ученость, по послушанию и любви, обогатили Церковь Христову и мир духовной мудростью и бесчисленными писаниями как бесценным сокровищем всякой духовной мудрости и богословской науки. И не мы только с тобой, но и целые поколения будут полною чашею черпать оттуда богатство мудрости». Владыка Феодор указал своему младшему собрату и коллеге, в сущности, на то, что особо ценным является богословствование, идущее от опыта – опыта сокровенной духовной жизни, монашеского внутреннего делания. Впрочем, Владимир Троицкий сам был в этом убежден еще в годы своего студенчества. Будучи на четвертом курсе, в день празднования 95-й годовщины академии он произнес «Слово», в котором выразил свой взгляд на существо богословия, данной установке он следовал всю жизнь. «Что такое богословие? – вопрошает молодой оратор. – Оно для многих есть только знание богословских истин, но не знание Бога. Знание же Бога есть наука опытная. Только чистые сердцем Бога узрят, и потому истинное богословие должно быть благочестием». Научная деятельность оправдывалась в его глазах только при условии ее неотделимости от благодатной церковной жизни.

За период с 1906 по 1913 год Владимир Алексеевич дважды побывал за границей. Поездки эти были академической наградой ему как особо выдающемуся отличнику учебы. Они расширили кругозор юноши и ощутительно сказались на его мировоззрении, так что на них следует остановиться особо.Первое путешествие Троицкого, с группой преподавателей и студентов МДА, состоялось летом 1908 года. Маршрут проходил преимущественно по христианскому Востоку; поездке Владимир Алексеевич посвятил книгу ярких очерков «От академии до Афона». Эта книга – нечто вроде путевого дневника, в котором зарисовки, свидетельствующие об острой проницательности автора, перемежаются длинными отступлениями исторического и церковно-публицистического характера. В данной поездке через Малороссию, Болгарию, Сербию Владимир Троицкий впервые встретился с миром южного славянства, с которым был знаком по книгам. Славянская идея – идея единой славянской вселенной – оказалась глубоко созвучной его душе. Он скорбит, что в жизни эта идея присутствует лишь в едином богослужении. Славянофильские взгляды владыки Илариона иногда возводят к А. С. Хомякову. Однако правомернее сближать этих двух мыслителей в вопросе о единстве Церкви. В историософском же отношении Троицкий является, пожалуй, наследником славянофильства уже второй половины XIX века: виднейшего выразителя его, К. Н. Леонтьева, вернее считать византистом, нежели славянофилом. Думается, что византизм в широком смысле, выходящий из области историософии в сферу богословия, является важной чертой мировоззрения владыки Илариона. При посещении в 1908 году Константинополя (в первую очередь – храма Святой Софии) византийская идея, постепенно формирующаяся в сознании студента-богослова, утратила свой книжный характер и обрела конкретно-историческую плоть. Несколько очерков книги «От академии до Афона» посвящены именно ей. Автор очень наглядно описывает тогдашний Константинополь, затем излагает историю Византии от возникновения до падения и рассуждает о значении византийского идеала для России. «Самая главная черта византизма, – пишет Троицкий, – проникновение всей жизни религиозными началами и интересами; это – дивное сочетание Небесного и земного, это настоящее богочеловечество». Здесь налицо характерный для владыки Илариона идеал единства церковности и жизни. По мнению автора очерка «По Босфору», русские взяли от Византии только хорошее, но ныне заветы Византии утрачены: «Безраздельного служения Богу всей своей жизнью давно уже нет у большинства современных русских людей. Вера христианская перестала быть жизнью, а занимает только небольшой уголок жизни». Владимиру Алексеевичу Троицкому близка византийская идея симфонии; от данного студенческого очерка и вплоть до речи на Соборе 1917 года через его сочинения проходит мотив, связанный с образом высокой дружеской пары – патриарха Никона и царя Алексея Михайловича, в какой-то счастливый исторический момент сумевших осуществить эту идею на Руси. В ряде работ В. А. Троицкий упоминает о пустом патриаршем месте в московском Успенском соборе: страстная мечта о восстановлении в Русской Церкви патриаршества владела им, видимо, с ранних лет… И вот его вывод в связи с византийской идеей – мы «растеряли византизм, оттого плохо все стало у нас», однако «идеал Византии навеки будет дорог православному человеку. Не в нем ли наше спасение и среди всяких современных нестроений? » «Византийское» умонастроение сближает владыку Илариона с такими его современниками, как протоиерей Георгий Флоровский и А. В. Карташев.

Другое путешествие Владимир Алексеевич предпринял, по-видимому, уже в одиночку, в 1912 году. Он посетил Германию, Швейцарию, Францию, Чехию, Польшу. Впечатления от Германии и Швейцарии подробно представлены им в «Письмах о Западе». Человек европейских знаний, он переживал встречу с Западом непосредственно, иногда даже по-детски: он был, например, зачарован зрелищем иллюминации на Рейнском водопаде вблизи Шаффхаузена (очерк «На Рейне»). Величественной красоте природы Средней Европы, великим произведениям западного искусства, наконец, достижениям цивилизации Владимир Троицкий приносит дань восхищения. Так, он, строго православный мыслитель, дает высшую оценку «Сикстинской мадонне» Рафаэля, видя в ней чистейшее выражение одновременно девства и материнства. Сравнение очерка В. А. Троицкого с известным эссе о. Сергия Булгакова «Две встречи», также посвященным визиту в Дрезденскую галерею, выявляет парадокс: богослов-вольнодумец Булгаков в конце концов приходит к отрицательной оценке картины Рафаэля, противопоставляя ей русскую икону. Все это говорит о том, что взгляд Троицкого на западные реалии был лишен предвзятости. Так что критика, а точнее, неприятие им Запада в самих его ноуменальных основах, свидетельствует об одном – о его глубокой чуткости ко всякой фальши в духовной жизни, о явственном ощущении сниженности христианского идеала на Западе в сравнении с Православной Церковью: рационализм схоластики и мечтательность католической мистики плохи тем, что закрывают своими построениями и образами Божественную реальность. Богословская борьба владыки Илариона с западной наукой впоследствии велась против слишком человеческого подхода к проблемам экклезиологии, христологии и сотериологии, велась с позиций реалистического – святоотеческого взгляда на Христа и Церковь. Путешествуя по Европе, В. А. Троицкий собирал, так сказать, наглядный материал для своей будущей теоретической работы. В другом очерке «Писем о Западе» Владимир Алексеевич обнаруживает себя как великого любителя богослужения Православной Церкви. Он полемизирует с теми, кто говорит о несовременности православного Типикона. Рассуждения автора «Писем о Западе» в защиту Устава Православной Церкви позволяют увидеть в нем будущего страстного борца с обновленцами 1920-х годов. «Типикон роднит нас со всею вселенскою Церковью, со всеми ее веками», через службу мы соединяемся с мистическим Телом вселенской Церкви. Дело здесь не в одной внешней эстетике: Троицкому важно опять-таки онтологическое существо православной службы, в отношении которого глубокомыслие церковных текстов и молитвенность древних напевов – лишь средство и символ. Запад онтологически «разорвал живую связь с целыми веками древней Церкви», и в этом его трагедия. К такому выводу – в сущности о безблагодатности и глубинной безбожности Западной Церкви и западного мира – приходит в итоге автор «Писем о Западе».

Преподавание в Московской духовной академии

В начале XX века Троице-Сергиева лавра и расположенная в ее стенах Московская духовная академия представляли собой совершенно уникальный феномен: здесь зарождалось невиданное доселе единство гуманитарной науки и религиозной жизни. Именно там расцвела целая плеяда выдающихся богословов, и в лаврской же атмосфере скрыты истоки религиозной философии XX века. Душа Владимира Троицкого был в этом месте воистину у себя дома: церковность в сочетании с наукой с детства виделась ему жизненным идеалом. Одновременно с присуждением В. А. Троицкому степени магистра богословия происходит утверждение его в должности доцента академии по первой кафедре Нового Завета (16 января 1913 г.); с 30 мая 1913 года В. А. Троицкий становится инспектором академии, а с 5 ноября 1913 года – ее экстраординарным профессором. С 1909 года ректором академии был епископ Феодор (Поздеевский), защитник строжайшего святоотеческого принципа в богословии, в жизни– подвижник-аскет. Сторонники ректора представляли «монашескую» партию в академии; ряд же богословов придерживались светско-либерального стиля, самым ярким выразителем которого был профессор М.М. Тареев. По своему устроению архимандрит Иларион тяготел к первому направлению, но по сути дела он всегда стоял над разнообразными течениями и партиями. Пользуясь всеобщей любовью и уважением, он считался одним из академических «столпов».

Когда после февраля 1917 года началась общая либерализация жизни и епископ Феодор был смещен с ректорского поста, первым кандидатом на этот пост был архимандрит Иларион; занять его ученому помешала все та же его «неотмирность». Как деятель русской духовной школы – лектор, педагог, исследователь – В. А. Троицкий с самого начала вел линию строгой церковности духовного образования. В начале XX века в академии усилились секулярные тенденции, и еще в свои студенческие годы Владимир Алексеевич ощутил это как недостаток. К полному осознанию это чувство пришло при посещении в 1908 году греческой богословской школы на острове Халки вблизи Константинополя: ее монастырский уклад восхитил В. А. Троицкого. И в своей первой – программной – лекции, произнесенной с академической кафедры в 1911 году, Троицкий заявил: «Наша школа – церковная школа. При свете Нового Завета должны мы осознать всю свою деятельность и возложить ее на свои плечи не иначе, как церковное послушание». Также и богословская наука должна мыслиться как «ancilla Ecclesiae». А во вступительной лекции перед началом учебного года (11 сентября 1913 г.) Троицкий конкретизировал это утверждение, развив представление о богословии как опытной науке, почва которой– церковная жизнь: «Вне жизни церковной не имеет смысла богословская наука». Богословие – это опытное богопознание, а не чисто рациональное манипулирование категориями; путь к богословию – это очищение сердца, именно по нему следовали восточные отцы-аскеты. В своих богословских принципах архимандрит Иларион примыкает, очевидно, к академической линии, представленной именами епископов Антония (Храповицкого) и Феодора (Поздеевского). Мнения об опытном характере богословия несколько позже придерживались архимандрит Киприан (Керн), протоиерей Георгий Флоровский, проф. В. Н. Лосский, а также представители следующего поколения русских эмигрантских богословов: архиепископ Василий (Кривошеин) и отчасти протоиерей Александр Шмеман. «Назад – к Церкви»– к литургии, к святоотеческому наследию – так можно было бы назвать данный богословский пафос.Лекции профессора Троицкого по курсу Священного Писания Нового Завета вызывали к себе самое восторженное отношение слушателей отчасти благодаря их жизненности, связью с современностью. Чтение лекций было для архимандрита Илариона насущнейшим делом – борьбой за Церковь, отсюда их публицистический и полемический настрой. Сама внешность лектора привлекала к нему сердца: будущий архиепископ имел «сильный облик чисто русского человека, прямо-таки богатыря, одухотворенного глубоким интеллектом и чистой, благородной душой». Он благодатно влиял на учеников самой своей личностью, ее цельностью; «этот смелый, исключительно талантливый человек все воспринимал творчески». В жизни он был носителем того церковного принципа любви, который обосновывал в своих научных трудах.

Многочисленные обязанности делали жизнь архимандрита Илариона в 1913–1917 годах крайне напряженной и даже отодвигали на второй план любимую им науку. Лекции, экзамены, рецензирование сочинений и диссертаций, службы и проповеди поглощали все его время. Очень ярким было участие Троицкого в научных диспутах, становящихся настоящими учеными поединками. А как рецензент (с 1912 по 1915 год Троицким были даны отзывы на 23 кандидатских сочинения, одну магистерскую и одну докторскую диссертации) он всегда входил в самую суть обсуждаемого, часто совсем и не близкого ему вопроса, и давал точную и адекватную оценку рецензируемой работе. Наверное, самый интересный случай представляет рецензирование им магистерской диссертации отца Димитрия Лебедева – отзыв Троицкого был выпущен в свет отдельным изданием. Диссертация была посвящена весьма специальному и даже экзотическому вопросу, связанному с проблемой пасхалии; в своей рецензии Троицкий предстает как знаток богословского, исторического и математического аспектов этой проблемы. Вместе с тем рецензент не дает себя увлечь отчасти псевдонаучным пафосом диссертанта-энтузиаста, можайского священника Димитрия Лебедева. В отзыве иногда мелькает искра очень тонкого и доброго юмора. Такого рода отзывы не могли не принести пользы диссертантам.С академией архимандрит Иларион был связан вплоть до мая 1920 года – времени его рукоположения во епископа Верейского. Наибольшая активность его в ней приходится на 1913–1917 годы.

Участие Троицкого в Поместном Соборе Русской Церкви 1917–1918 годов отвлекло его от академической деятельности. Этот момент истории академии связан со следующим случаем. Вовремя Собора часть профессоров академии была против восстановления патриаршества. Узнав об этом, архимандрит Иларион, находившийся в Москве, срочно приехал в академию (это было в конце октября 1917 года) и в тот же вечер прочитал там лекцию на тему: «Нужно ли восстановление патриаршества в Русской Церкви?» «На лекцию собралось большинство профессуры и все студенты, продолжалась она около трех часов, – вспоминает очевидец. – Конечно, она была прочитана так блестяще, как это мог сделать только архимандрит Иларион: восстановление патриаршества в России было его заветным желанием, как бы смыслом его жизни». В своей лекции Троицкий пророчески представил совершенно новый образ русского патриарха: «Теперь наступает такое время, – сказал он, – что венец патриарший будет венцом не царским, а скорее венцом мученика и исповедника, которому предстоит самоотверженно руководить кораблем Церкви в его плавании по бурным волнам моря житейского». Недолго оставалось существовать академии. Великим постом 1919 года произошло вскрытие мощей преподобного Сергия, а летом академию закрыли. Впрочем, с осени она была переведена в Москву. Архимандрит Иларион, ее проректор, вошел в состав комиссии, призванной к организационной работе. Занятия в 1919/20 учебном году проходили в разных помещениях в Москве. 21 апреля 1920 года проректор архимандрит Иларион от своей академической должности был освобожден. О годах, проведенных в стенах лавры, он вспоминал как о лучшем времени своей жизни.

(окончание следует)

Материал подготовил Сергий Никитин
студент 2-го курса

27 мая 2009 года

1 Дамаскин (Орловский), иеромонах. Жизнеописание архиепископа Илариона (Троицкого). Журнал Московской Патриархии. №6. 1998. - С. 28

Автор:  Игумен Дамаскин (Орловский)

Картинка для анонса: Array

Количество показов: 14538

Теги: