БРАТСКИЙ ЯЗЫК

Московская Сретенская  Духовная Академия

БРАТСКИЙ ЯЗЫК

Лариса Маршева 4663



Во второй половине XVIII – первой половине XIX века в сербской литературе использовались четыре типа литературного языка, отличавшихся сферой употребления: церковнославянский язык русской редакции, смешанный славяносербский (с сербской грамматикой и русской лексикой), русский литературный язык XIX века и язык, близкий к сербскому народному. Использованию в сербской книжности славяносербского языка и языка, близкого к народному сербскому, посвящено достаточно исследований как сербских, так и русских лингвистов. Церковнославянский же язык русской редакции оказался на периферии исследовательского внимания. Между тем язык этот широко бытовал в сербской книжности XVIII–XIX веков. Эту лакуну и заполняет вышедшая недавно в издательстве МГУ монография А.А. Хрущевой «Церковнославянский язык русской редакции как литературный язык сербов в XVIII – начале XIX века».

Лингвосистема, ставшая объектом исследования А.А. Хрущевой, была импортирована из России, что само по себе является уникальным случаем в истории славянских языков. Она обладала основным признаком литературного языка – полифункциональностью. Церковнославянский язык русской редакции быстро занял прочное положение в богослужебной сфере, вытеснив церковнославянский язык сербской редакции; стал использоваться в школьном образовании, просвещении и книгопечатании; на нем писались художественные и публицистические произведения; велось делопроизводство.

Конечно, указанный язык попадал в поле зрения отечественных и сербских ученых. Однако их интересовали прежде всего разрозненные (чаще всего структурные – фонетические и графические) черты при описании совокупности типов языка, функционировавших в донациональную эпоху.

При этом в славяноведении отсутствуют многоаспектные исследования, связанные с описанием пособий, грамматик, букварей, словарей и т.п., в которых кодифицированы нормы церковнославянского языка русской редакции, с анализом лингвистических особенностей разножанровых произведений (в первую очередь художественных), написанных на нем в Сербии, а также с их конструктивно-критическим сопоставлением с параллельными русскими текстами.

Работа А.А. Хрущевой призвана восполнить данную лакуну. А потому основным источником в ее работе стало «Руководство к славянстей грамматице» Авраама Мразовича – авторитетного сербского просветителя, писателя и переводчика, который оставил после себя большое научное, публицистическое, художественное наследие.

«Руководство» состоит из следующих разделов: предисловие автора, оглавление, части «Орфепиа», «Просодиа», «Орфографиа», словарик для учащихся, «Назначение речений в произношении себе подобящихся…», части «Етимологиа», «О синтакси», «Прибавление о двойственном числе».

Безусловным образцом для «Руководства» А. Мразовича послужила знаменитая «Грамматики славенския правилное синтагма» Мелетия Смотрицкого (А.А. Хрущева использует в своей монографии три ее издания – 1619, 1648, 1721 годов).

Помимо этого А.А. Хрущева анализирует художественный перевод Григория Терлаича романа М.М. Хераскова «Нума, или Процветающий Рим».

Автором также обильно цитируются «Съвершенна искусства осмии частий слова, и иных нуждных» Л. Зизания, «Первое учение отроком» Ф. Прокоповича, «Технологиа» Ф. Поликарпова и некоторые другие произведения.

Принципиальным фрагментом «Введения» книги А.А. Хрущевой являются «Некоторые замечания об используемых терминах». Уважительно относясь к богатейшему научному наследию (автор ссылается на труды Н.Н. Дурново, Н.И. Толстого, Р.М. Цейтлина, Б.А. Успенского, Е.М. Верещагина, В.П. Гудкова, М.Л. Ремневой и др.), А.А. Хрущева уточняет и разъясняет многие термины, объем которых дискутируется в лингвистике: извод, редакция, старославянский язык, церковнославянский язык, тип литературного языка, нормы строгого и сниженного типов и т.д.

В первой главе монографии «Литературно-языковая ситуация у сербов в XVIII и начале XIX века» дан обзор типов книжно-письменного языка у сербов преднационального периода: церковнославянский язык сербской редакции, церковнославянский язык русской редакции, русский литературный язык XVIII века, славяносербский язык, сербский народный язык.

Основное внимание, разумеется, сосредоточено на возникновении, формировании и распространении церковнославянского языка русской редакции как литературного языка. Приводятся историко-культурологические сведения о восприятии данного языка сербами, об особенностях его усвоения. Кроме того, перечисляются отличительные признаки церковнославянского языка русской и сербской редакций.

Указываются и источники проникновения церковнославянского языка русской редакции, рассматриваются сферы его применения в их продуктивном взаимодействии и называются созданные на нем произведения и их создатели: «Поучение святителское к новопоставленному иерею» Х. Жефаровича, «Ручная книга потребная магистрам» Т. Янковича, «Цветник» Й. Раича и другие.

Автор работы делает предварительный вывод о значительной роли церковнославянского языка русской редакции в общественной и культурной жизни сербов XVIII столетия.

В главе II «Сопоставительный анализ пособий “Руководство к славянстей грамматице” А. Мразовича и “Грамматики славенския правилное синтагма” М. Смотрицкого» исследователь детально и многоаспектно – с активным использованием статистического метода – описывает восемь сегментов известного пособия, где впервые узаконены нормы церковнославянского языка русской редакции в Сербии.

Каждая из этих составляющих анализируется по сути дела с двух позиций.

А.А. Хрущеву интересует источник, характер и объем зависимости «Руководства» А. Мразовича от предшествующих источников, а также особенности содержания теоретического и иллюстративного материала, поскольку одна из задач ее исследования заключается в установлении оригинальности/ неоригинальности анализируемого труда.

По источнику заимствования в сербском пособии обнаружены четыре возможности: заимствования из «Грамматики» М. Смотрицкого, заимствования из других источников, заимствования из нескольких источников и оригинальные, самостоятельные фрагменты.

Творчески осмысляя наследие предшественников и применяя его к церковнославянскому языку русской редакции у сербов, А. Мразович либо сокращает, либо расширяет, либо заменяет тот или иной материал.

Естественно, помимо двух означенных критериев, А.А. Хрущева в каждом конкретном случае добавляет и другие.

Так, классификации (часть I главы II монографии – «Классификации»), которые в большом количестве приведены в «Руководстве», А.А. Хрущева анализирует исходя из их строения и подразделяет их на последовательные и параллельные.

Солидаризируясь с мнением известных славистов, она пишет: «Классификации при грамматическом анализе применялись средневековыми авторами грамматических трудов как в качестве начального, так и более глубокого этапа исследования»[1].

Во второй части («Терминология») А.А. Хрущева тщательно каталогизирует 178 терминов, используемых в пособии А. Мразовича. Она заявляет о том, что некоторые из них являются чрезвычайно древними, восходя к трактату «О писменех» черноризца Храбра[2].

В «Руководстве» автором работы обнаружено 10 терминов, для которых источник заимствования не установлен, хотя и нет сомнения в их русском происхождении.

Думается, что АА. Хрущева могла бы поразмышлять, почему именно эти специальные слова и сочетания – коренное речение, сложенная писмена, сократителная и др. – не были изъяты из уже имеющейся научной литературы.

Дефиниции четко классифицируются – помимо двух общих оснований – с точки зрения структуры, а также способов и уровня теоретического осмысления материала и описания его содержания: определения с параллельным, рамочным и катехизисным строением; функциональные и характеристические; полные и неполные и т.п.

И здесь А. Мразович показывает себя верным учеником русских грамматистов: «Уровень теоретического осмысления грамматических понятий в “Руководстве” Мразовича незначительно отличался от соответствующего уровня в “Грамматике” Смотрицкого, поскольку в “Руководство” Мразовича под влиянием “Грамматики” Смотрицкого в основном входили дефиниции высокого уровня теоретизирования. Это подтверждает и тот факт, что количество дефиниций в “Руководстве” Мразовича не уменьшилось и соотносилось с количеством дефиниций в “Грамматике” Смотрицкого, а число остенсивных определений среди них было сведено к минимуму»[3].

Примечания (часть IV) представляют собой совершенно особый композиционный элемент, который присутствует только в «Руководстве», выполняя функции дополнений и уточнений к каким-то темам. «В “Грамматике” Смотрицкого, – пишет А.А. Хрущева, – схожую функцию выполняли “пристяжения” и “увещения”, но они были достаточно разнородны и часто включали основную информацию»[4].

При комментировании данного сегмента используются следующие параметры: какому языковому ярусу посвящено примечание, как оно построено и насколько определенно в нем выражена авторская позиция. Наиболее важным для А.А. Хрущевой оказывается последний критерий.

В завершение приведен такой вывод: «В большинстве случаев “примечания” в “Руководстве” Мразовича являются нейтральными с точки зрения авторской позиции… “Примечания” в “Руководстве” Мразовича содержат, хотя и в минимальном количестве, оригинальные проявления авторской речи, тогда как в основном они приближаются к традиционному пониманию нейтральности грамматических высказываний (“примечаний”), заимствованному из “Грамматики” Смотрицкого»[5].

К сожалению, изложение материала этой части страдает многоразовыми повторами, которых можно было бы избежать, расположив его более продуманно.

Кроме того, А.А. Хрущева, представив классификацию по языковым подсистемам (концептуальные, фонетические, графические, орфографические, морфологические, слово- и формообразовательные примечания), не совсем точно распределяет по группам иллюстративные примеры из пособия А. Мразовича.

Почему-то в разряд графических автор относит вставку н- в лично-указательных местоимениях, употребляемых с предлогами. Более того, она ошибочно называет этот процесс наращением. Конечно, морфонологические эффекты входят в ведение формообразования, а не орфографии.

В церковнославянском языке, вопреки мнению А.А. Хрущевой, звательный падеж (а может быть, его все-таки корректней называть формой) у одушевленных и неодушевленных существительных среднего рода не различается. Возможно, имеются в виду специфичные сербские формы, но это не оговорено исследователем.

Ни одна грамматика не может обойтись без правил. Одним из результатов их исследования в v части монографии является утверждение, в равной степени важное для истории как сербского, так и русского языков: «Если в русских грамматиках церковнославянского языка русской редакции орфографические нормы противостояли некнижному русскому произношению и написанию, то для сербов нормы орфографии в церковнославянском языке русской редакции оказались противопоставленными сохранившимся орфографическим нормам церковнославянского языка сербской редакции в связи с большей ориентацией последнего на народную речь в отличие от отталкивающегося от народной стихии церковнославянского языка русской редакции»[6].

Последнее заключение сопрягается с очевидным выводом о том, что наибольшую самостоятельность А. Мразович демонстрирует в разделах «Руководства», которые посвящены фонетике, орфоэпии, графике и орфографии (vi часть «фонетика, графика и орфография»).

Заимствование сербами в xviii веке церковнославянского языка русской редакции, естественно, повлекло за собой изменения в произносительных и правописных нормах. Данная эволюция, по мнению А.А. Хрущевой, была обусловлена по крайней мере тремя моментами: фонетическими особенностями сербской речи; произношением звуков в церковнославянском языке русской редакции; возможным украинским влиянием. Все это – с разной долей подробности – описано в работе.

Самое пристальное внимание автор сосредотачивает на правилах чтения и письма, сформулированных А. Мразовичем.

Итак, по характеру произношения все буквы делятся на сохранившие прежнее звуковое значение; получившие новое звуковое значение, продиктованное в первую очередь спецификой сербской фонетики; совместившие прежнее и новое звуковые значения.

Что касается написаний, то они или переориентировались на правила церковнославянского языка русской редакции, или сохраняли национальную самобытность.

А.А. Хрущева много и интересно пишет об орфоэпии, орфографии, графике таких букв, как ъ, ь, ы, оу, ф и проч.

В части VII («Морфология») монографии детализированному, разностороннему анализу подвергнута кодифицирующая рефлексия А. Мразовича по поводу изменяемых частей речи: имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, местоимение, глагол.

А.А. Хрущеву интересует природа трансформаций, которые зафиксированы в церковнославянском языке русской редакции у сербов. Для наиболее адекватного описания и достоверности результатов она постоянно обращается к изданиям «Грамматики» М. Смотрицкого: «Три издания “Грамматики” Смотрицкого привлечены нами потому, что они демонстрируют динамику норм церковнославянского языка русской редакции на протяжении двух столетий, а также в связи с тем, что в ходе анализа обнаружилось обращение к ним А. Мразовича»[7].

Примечательно и похвально, что в данной части автор работы работает с усложненным – двойным – объектом, обнаруживающим, однако, бесспорную целокупность: «Объектом исследования являлись как изменения в описании, так и собственно языковые (морфологические) изменения, внесенные сербским автором в склонение имен и спряжение глагола»[8].

А.А. Хрущева дотошно инвентаризирует многочисленные разнообразные факты языка-объекта и метаязыка, делая при этом любопытные наблюдения. Например, о нетематическом глаголе быти, о склонении прилагательных, принадлежащих к разным лексико-грамматическим группам, о морфологической вариативности.

Проведенный анализ дает возможность для следующего вывода: «изменения в склонении имен и спряжении глаголов, внесенные сербским автором, не были однотипными. Двойственный характер изменений в склонении имен в “Руководстве” Мразовича свидетельствует о стремлении А. Мразовича объединить архаические формы именного склонения первых изданий “Грамматики” Смотрицкого… с более современными. Изменения в спряжении глагола в “Руководстве” Мразовича демонстрируют предпочтение сербским автором современных ему форм глагольного спряжения церковнославянского языка русской редакции, кодифицированных в XVIII веке»[9].

Синтаксическая концепция А. Мразовича опирается на соответствующий раздел «Грамматики» М. Смотрицкого.

В части VIII «Синтаксис» II главы монографии А.А. Хрущевой указывается на то, что теоретической вершиной первых славянских грамматистов был синтаксис словосочетания. И сербский автор не стал исключением. В его «Руководстве» довольно системно рассматривается «сочинение» частей речи: сначала «скланяемых» (изменяемых), потом «нескланяемых» (неизменяемых).

Отличительной чертой этого раздела можно считать обилие иллюстративного материала, который скрывает в себе большой исследовательский потенциал.

В центре главы III «Лингво-текстологический анализ перевода на церковнославянский язык русской редакции романа М. Хераскова “Нума, или Процветающий Рим”» находится произведение Григория Терлаича «Нума, или Процветающий Рим». Данный перевод выбран потому, что «осуществлен с русского литературного языка xviii века на церковнославянский язык русской редакции носителем иного славянского языка» и «в свете особой роли церковнославянского языка русской редакции в указанную эпоху у сербов анализ данного перевода важен с точки зрения степени владения образованными сербами церковнославянским языком русской редакции»[10].

Следовательно, главной целью iii главы книги было установить корректность перевода Г. Терлаича, уточнив характеристики церковнославянского языка русской редакции у сербов.

В первой части «Из истории создания перевода Г. Терлаича» А.А. Хрущева пространно рассказывает о нелегком жизненном пути и весьма плодотворной писательской и просветительской деятельности Г. Терлаича, который беззаветно любил Сербию и трепетно относился к церковнославянскому языку, употребляемому в России, считая его единственно возможным литературным языком для своей Родины – языком, нуждавшимся в широком распространении «со всеми русскими особенностями, возведенными в степень нормы, несмотря на то, что они отличались от языковой системы церковнославянского языка сербской редакции и сербского народного языка»[11].

Во второй части скрупулезно описаны некоторые особенности именного склонения и спряжения глаголов как «наиболее яркие характеристики церковнославянского языка русской редакции». Разностороннее – сравнительно-сопоставительное, теоретическое, фактологическое – рассмотрение морфологических признаков в романе Г. Терлаича «позволяет говорить о церковнославянском языке русской редакции в донациональную эпоху как о живом явлении, существовавшем в сербской литературе»[12].

В области синтаксиса – часть III «Важнейшие особенности синтаксиса в переводе Г. Терлаича “Нума, или Процветающий Рим”» – язык, культивируемый в романе сербского автора, по наблюдению исследователя, соответствует норме «сниженного типа», характерной для небогослужебных текстов xviii века. К такому решению А.А. Хрущева приходит, подробно проанализировав условные, императивные и целевые конструкции в «Нуме» Г. Терлаича, поскольку то или иное выражение указанных отношений, по мнению отечественных лингвистов, маркирует «сниженную» или, напротив, «строгую» норму.

Итак, лингвистическое исследование романа сербского автора – с привлечением текста М. Хераскова и грамматических материалов А. Мразовича – заставляет сделать бесспорный обобщающий вывод: Г. Терлаич использует церковнославянский язык русской редакции. А значит, обеспечивается бесспорная степень корректности перевода по отношению к русскому оригиналу.

Между тем А.А. Хрущева зафиксировала некоторое число изменений, не выходящих за рамки языка-объекта, а также отклонений от него.

Стоит особо отметить, что богатый сопоставительный материал iii главы отражен в таблицах, которые облегчают восприятие. Помимо 18 таблиц, работа содержит несколько графических схем.

Совершенно очевидно, что II и III главы слишком отличны по своему объему. Это можно оправдать исходным интересом А.А. Хрущевой именно к теоретико-грамматическим интуициям славянских ученых XVIII – начала XIX века. Анализ художественного произведения нужен ей в качестве яркой, удачной иллюстрации того, как церковнославянский язык русской редакции, который достаточно последовательно был кодифицирован в «Руководстве к славянстей грамматице» А. Мразовича, нашел блестящую практическую реализацию в небогослужебной сербской литературе

Внимание А.А. Хрущевой сфокусировано исключительно на языковых приметах романа Г. Терлаича в сравнении с произведением М. Хераскова, а также на особенностях переводческой техники сербского писателя. Без сомнения, автор делает здесь тонкие и точные замечания. Неясно только, почему она атрибутирует их как «лингвотекстологический анализ». Понятийное содержание этого терминологического сочетания размыто, и, наверное, во избежание недоумений нужно было в соответствующем разделе «Введения» сделать необходимые уточнения.

В завершение работы автор справедливо пишет: «Церковнославянский язык русской редакции функционировал в совокупности типов литературного языка у сербов как самостоятельный целостно-организованный идиом. Этот факт является свидетельством высокой компетентности образованных сербов в сфере применения книжного языка данного типа, а также ценной иллюстрацией прочности русско-сербских культурных связей»[13].

Вполне самостоятельное исследовательское значение имеет представленный в приложении алфавитный указатель терминов, извлеченных из? «Руководства к славянстей грамматице» А. Мразовича. Несомненно, что этот перечень должен привлечь внимание специалистов в области терминологической лексикографии.

Однако данный указатель почему-то никак не озаглавлен. кроме того, список выиграл бы, если был пагинирован, причем двояко – в соответствии с «Руководством» А. Мразовича и работой А.А. Хрущевой.

Вызывает вопросы и последовательность букв в терминологическом перечне. в основном тексте работы подробно рассматриваются разные варианты алфавитов как совокупностей графем, расположенных в определенном порядке. На основе сравнительного анализа азбук из букварей иеромонаха Саввы Дечанского, Киприана Рачанина, Федора Прокоповича, «Грамматики» Мелетия Смотрицкого и «Руководства» А. Мразовича А.А. Хрущева приходит к выводу: «Алфавит в “Руководстве” А. Мразовича является алфавитом, свойственным церковнославянскому языку русской редакции»[14]. Однако данное высказывание не согласуется с архитектоникой терминологического указателя.

Нет сомнения в том, что настоящая работа имеет теоретическую и практическую ценность. В исследовании комплексно на широком историко-культурном фоне представлено бытование церковнославянского языка русской редакции в сербской среде.

Следовательно, результаты работы могут быть положены в основу большого числа учебных курсов в духовных и светских образовательных учреждениях: история Поместных Церквей, теория, история, практика сербского языка и литературы, церковнославянский язык, старославянский язык, введение в славянскую филологию, текстология, спецкурсы и спецсеминары по самому широкому кругу проблем – в первую очередь по терминоведению и межъязыковым связям.



[1] Хрущева А.А. Церковнославянский язык русской редакции как литературный язык сербов в XVIII – начале XIX века. М.: МГУ, 2006. С. 57.
[2] Там же. С. 75.
[3] Там же. С. 97.
[4] Там же. С. 89.
[5] Там же. С. 113.
[6] Там же. С. 126.
[7] Там же. С. 150.
[8] Там же.
[9] Там же. С. 183–184.
[10] Там же. С. 204.
[11] Там же. С. 210.
[12] Там же. С. 245.
[13] Там же. С. 246.
[14] Там же. С. 129.


Лариса Маршева
2 апреля 2007 года

Новости по теме

ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК И ПРОШЛОЕ БЫТИЕ Лариса Маршева О глаголе быти в русском и церковнославянском языке говорят прежде всего как о служебном, вспомогательном – не имеющем самостоятельной лексической семантики и играющем исключительно грамматические роли. Однако не стоит забывать о том, что глагол быти, как и любое другое слово в языке, обладает лексическим значением, которое способно к полноценному своему проявлению: «быть, существовать, становиться, совершаться, приходить, наставать, находиться, сбываться, случаться, последовать»; «существовать, иметься, происходить, случаться, приходить».
КОГДА ЗОЛОТНИК МАЛ Лариса Маршева В начале этого года на нашем сайте была опубликована статья «Отголоски советского декрета». Главной ее задачей стало разъяснение по поводу приставки бес-, которая, как оказалось, не имеет никакого отношения к врагу рода человеческого, а потому непременно должна использоваться на письме. С этого момента началось заинтересованное наблюдение за устной и письменной речью православных верующих, где обнаружилось немало фактов, нуждающихся и в одобрительном осмыслении, и в беспощадной критике.