«Служение должно быть спасительным»

Московская Сретенская  Духовная Академия

«Служение должно быть спасительным»

1694



Старший иеродиакон Сретенского монастыря отец Серафим (Чернышук) поделился воспоминаниями и размышлениями о своей монашеской жизни.

52572087852_00f16d28a6_k.jpg

– Отец Серафим, расскажите, пожалуйста, о Вашем диаконстве.

– Диаконом быть здорово. Помню, как в юности были с бабушкой в храме на службе, на меня произвело впечатление появление в нашем приходском храме нового диакона с красивым сильным голосом. Мне так тогда понравилось его величественное служение, что в голове промелькнула мысль: «Вот бы и мне так». Я, конечно, не придал этому никакого значения и быстро об этом забыл, но Господь, видимо, не забыл и через много лет привел меня именно к диаконскому служению.

Надо сказать, диакон всегда второй номер на службе, он помощник и сам без священника не может (не имеет права) совершать священнодействия, но его участие в богослужении более заметно. Он своего рода голос Церкви. Я все время провожу параллели с армией, где есть разные должности и чины, и как раз диакон – это младший офицер, только он вместо команды «к бою» или «в атаку» призывает на духовную брань: «миром Господу помолимся». Когда я был помоложе, конечно, было и у меня желание и стремление к продвижению по службе, к священству. А потом, со временем, многое понял и успокоился. Надо будет, Господь призовет, а нет – останусь как есть и нисколько об этом жалеть не буду.

– Помните ли Ваше рукоположение?

– Помню, конечно. Это было в Новоспасском монастыре. Рукополагал меня архиепископ Орехово-Зуевский Алексий (Фролов), ныне уже покойный. Настоящий монах, аскет, он очень любил служить и служил очень красиво, для него не было мелочей на службе. Если он замечал какую-то небрежность в служении, то строго выговаривал за это.

Мне сообщили о предстоящей хиротонии буквально за пару дней. Это был конец декабря 2004 года, воскресенье. Владыка любил служить раннюю Литургию. И за ранней Литургией в нижнем храме он и рукоположил меня.

– Что Вы чувствовали в тот момент?

– Было очень волнительно. Последнюю ночь перед хиротонией я почти не спал. Само чувство во время Таинства описать очень сложно. Благодать буквально накрывает, и напрочь забываешь о тех наставлениях, какие получил накануне от протодиакона: когда перекреститься, когда сделать земной поклон, когда поясной. Казалось, что все это происходит не со мной.

Владыка Алексий дал мне маленькое наставление, как относиться к службе – со страхом. А когда он подписывал мне служебник, написал: «Пусть наше служение будет спасительным».

– Расскажите, пожалуйста, о Ваших недавних поездках на Афон. Какие монастыри Вы там посещали, что произвело на Вас наибольшее впечатление?

– Афон «цепляет», и очень сильно. По крайней мере, большинство людей, которые там побывали, всегда под сильным впечатлением от посещения Святой Горы. Лично для меня Афон – это место, где почти застыло время…

В миру все стремительно меняется, развивается, ломается старое, строится новое, перестраивается. Миром правит хаос под названием прогресс: новые правила, новые законы, новые порядки. Афон живет по своим тысячелетним законам, там неизменно сохраняется преемственность поколений. Для них это очень важно – передача личного духовного опыта от старцев молодым послушникам, иначе монашество там перестало бы существовать.

Афон жив, пока его населяют монахи – живые носители святости. Как их не станет, наверное, наступит конец света, потому что мир стоит, пока есть святые, их не станет – мир погибнет.

В нашей поездке в сентябре 2021 года у нас произошла последняя встреча с отцом Авраамием, человеком, с которым мы долго дружили и который многие годы нас принимал у себя. Он был настоятелем русской келии святителя Модеста, патриарха Иерусалимского. Тогда было все как обычно, нас, четверых паломников, радушно встретили, разместили. Ничто не предвещало его близкой кончины, он был еще вполне здоровым и совсем не старым, слегка за 60. Но та встреча оказалась последней… Он не очень любил фотографироваться, но в этот раз как будто что-то предчувствовал и сам предложил сделать совместное фото.

Каждый раз, посещая Святую Гору, конечно, хочется побыть в молитвенной тишине…

– Получается?

– Иногда получается, иногда не очень. Все зависит от самого себя. Но чтобы прочувствовать Афон, конечно, нужно там пожить. Не недельку, а подольше, несколько месяцев.

– Когда Вы приезжаете туда из городского монастыря, сильно ли ощущается разница?

– Разница огромная. Колоссальная. Начнем с того, что Афоне нет женщин. И это первое, на что обращаешь внимание, как будто чего-то не хватает. Для человека из города, привыкшего жить в постоянном шуме и суете, Афон настоящая пустыня, там никто никуда не торопится, там не услышишь мирскую музыку, там даже не принято громко разговаривать, да и просто праздные беседы там не приняты. И вот по первости, спустя день-два думаешь: «Как же, наверное, здорово жить в такой благодати, вдали от мирской суеты и шума!» Но потом, слегка привыкнув к тишине, начинаешь слышать другой шум и понимаешь, что суетливый мiр со своими страстями никуда не делся, он даже ближе, чем кажется, он во мне. И вот с этим-то «пассажиром» и идет настоящая война. Внешние раздражители сегодня есть, завтра их нет. А главная борьба – с самим собой. Страсти, которые живут внутри, они там сильнее проявляются.

– То есть сильнее, чем в городском монастыре?

– Думаю, что да, во всяком случае, мне так показалось. И именно не грубые, а тонкие страсти. Само по себе уединение не лечит, не избавляет от страстей, оно лишь хорошее подспорье в борьбе с ними. Как мне сказал один брат-афонит: «В тишине начинаешь слышать голос Ангела Хранителя». А если со страстями не бороться, можно так же легко впасть во все тяжкие и погибнуть, как и в шумном городе. Это то, что я почувствовал на самом себе.

– Чувствуется ли там присутствие Матери Божией?

– Не знаю, как это объяснить. Чувствуется благодать, особенно в первое посещение Святой Горы. Вообще, мало кто делится такими подробностями, уж очень они личного характера. Есть ощущение, даже некая уверенность в том, что тебя слышат. Особо сильно это чувствуется возле чудотворных икон Пресвятой Богородицы, которых на Афоне очень много: «Отрада и Утешение», «Скоропослушница», Иверская, да и всех не перечислить, они там все чудотворные. Такой трепет ощущается, как перед живым человеком… Вот вроде смотришь – икона, она неподвижна, но внутреннее чувство, что она живая…

Неоднократно доводилось слышать о чудесных явлениях на Святой Горе и от паломников и братий. И все эти истории – непридуманные и часто очень личные, и рассказываются подчас с дрожью в голосе.

Как-то в один из приездов на Святую Гору, году в 2017-м или в 2018-м, я разговорился со знакомым рабочим. С ним я подружился еще с первой своей поездки на Афон. По несколько месяцев в году он трудится в русской келии, о которой я уже говорил, куда мы всегда приезжаем. Он рассказал мне одну историю, которая случилась с ним совсем недавно.

Он ехал как-то с паломниками на автобусе из Дафни в Карею (Дафни – это центральная пристань или маленький порт на Афоне, куда прибывают паромы с паломниками, а Карея, или Кариес, как говорят местные, – это административный центр Афона, находится на значительном удалении от Дафни, так что если туда идти пешком, это займет несколько часов). В разгар сезона, летом, паломников заезжает много, до нескольких сот человек каждый день. И вот несколько автобусов, два или три, заполнились желающими добраться до Кариеса. Дороги там извилистые, настоящие горные серпантины, изредка попадаются участки, вымощенные булыжником или залитые бетоном, а так в основном пыльная грунтовка, и автобусам негде разогнаться, поэтому они ползут довольно медленно. Когда мой знакомый сел в автобус, ему досталось место в самом конце салона. Автобус тронулся, и он незаметно для себя немного задремал. На поворотах или на кочках он открывал глаза и снова закрывал их. «И в какой-то момент вижу, – говорит, – в проходе стоит женщина с ребенком на руках». А у самого мысль: «Мужики сидят, а женщина с ребенком стоит, и никто не догадается уступить ей место». «А потом, – говорит, – как током прошибло. Стоп! Какая может быть здесь женщина?.. Открыл глаза – никого нет. И сразу слезы потекли... Матушка наша дорогая, Она ведь здесь, с нами со всеми, всегда…»

Для меня само существование Святой Горы Афон – наверное, самое большое чудо в мире!

– Расскажите о монастырях, которые Вы там посещали, помимо русского.

– Мы были в сербском Хиландаре, в болгарском Зографе. В первом у нас есть друг, монах Никанор. Он говорит по-русски, но в принципе там почти все понимают русский язык. И у них богослужения на церковнославянском. Их наместник, игумен Мефодий, говорит, что это их объединяет с русскими, и они не хотят рвать эту ниточку, для них это очень важно.

В болгарском монастыре службы тоже на церковнославянском. В последний раз мы были там одним днем, без ночевки. Зограф находится довольно далеко от нашей русской келии, в серверной части Афонского полуострова, и мы добирались до него на машине около двух часов. Когда мы вышли из машины, нам встретился их игумен, который вместе с братией трудился рядом с монастырем, они расчищали там какие-то заросли. Он был в простом, потертом подряснике и довольно пожилого возраста. Единственное, что его отличало от остальных братьев, – это игуменский жезл, на который он иногда опирался, и то была простая палка. Наш водитель сказал, что это игумен, мы сами, конечно, не догадались бы. Мы подошли к нему взять благословение. Он так, как бы неохотно, нас благословил и сразу же вернулся к работе.

– Какие еще места Вам запомнились из тех, где Вы были, помимо Афона?

– В 2007 и 2008 годах мне посчастливилось участвовать в двух кругосветных поездках по Русскому Зарубежью. Очень впечатлило посещение храма «Всех скорбящих Радость» в городе Сан-Франциско, где находятся мощи святителя Иоанна (Максимовича). Я много слышал и читал об этом святом и очень хотел побывать у его мощей. Наверное, самая теплая встреча в той поездке была именно на том приходе. Община у них настоящая, сильная. Они очень держатся друг за друга, находясь вдали от своей исторической Родины.

И удивительно, что среди них (а это в основном русскоязычные эмигранты или их потомки) есть и коренные американцы. Запомнилось, что там за богослужением стояли пожилые темнокожие женщины в платочках, одетые как наши бабушки. Это было очень умилительно. И у них один из самых лучших хоров во всем Русском Зарубежье.

В этом большая заслуга их владыки, архиепископа Кирилла, который уже много лет возглавляет эту общину. И, конечно, встретиться и пообщаться с этими людьми было тоже очень интересно. Я запомнил там двух старичков, облаченных на службе как иподьяконы в стихарь с орарем, перекрещенным на груди. С одним из них мне, считаю, посчастливилось немного побеседовать.

Звали его Андрей. Он со слезами на глазах рассказывал историю, как его во время войны с оккупированной территории угнали в Германию. Он был тогда еще совсем юным. В Германии он попал на работу на какой-то завод. Ему повезло, хозяин завода оказался христианином, хоть и не православным. Когда этот хозяин узнал, что он верующий, то разрешил ему по воскресеньям не работать, а потом и вовсе перевел к себе в дом. Этот немец – к сожалению, имя его я не запомнил, – оказался очень добрым и порядочным человеком, и после окончания войны он сказал Андрею: «Не возвращайся на Родину, ты попадешь в лагеря» и сам купил ему билет и отправил в Америку и, пока был жив, продолжал высылать ему деньги. Этот дедушка рассказывал, а сам плакал. Действительно, таких добродетельных людей, настоящих христиан, не часто встретишь и среди православных. Очень сильный пример…

На этом приходе у нас был один из самых теплых приемов в той поездке. В нашей делегации было 60 человек вместе с хором: несколько архиереев, священники, диаконы, миряне, даже свой доктор. Нас очень тепло встречали. Это, конечно, запомнилось на всю жизнь, радость была большая, настоящий праздник.

Наши поездки были довольно продолжительные, каждая примерно по месяцу, один-два дня в каждом городе. Службы, встречи, концерты нашего хора, а потом снова перелет. В первой кругосветке, в 2007-м, мы побывали в Америке, Канаде, Австралии и в нескольких странах Европы. Потом на следующий год у нас была поездка по Латинской Америке, то есть по анклавам русской эмиграции. Вообще, любая поездка – это всегда очень интересно. Но самое главное – это общение с людьми, то, что сокращает любые расстояния, – живое общение.

– Расскажите про Латинскую Америку.

– Поездка у нас началась с Кубы. Потом Коста-Рика, Венесуэла, Бразилия, Аргентина, Чили, Парагвай.

– И в этих странах Вы посещали православные места?

– Да. На Кубе, например, освящали храм. Чин освящения возглавлял тогда митрополит, а ныне Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. В Бразилии, в Рио-де-Жанейро, служили у подножия знаменитой статуи Христа Спасителя. Литургия была под открытым небом, под палящим южным солнцем. Было довольно тяжело: очень жарко и сильная влажность, но это еще полбеды. Мимо нас во время службы ходили толпы туристов и с интересом нас разглядывали. Хорошо, что место службы было немного отгорожено…

– Давайте поговорим о духовных людях, которых Вы встречали в жизни. Кто оказал на Вас наибольшее влияние?

– Наверное, один из первых таких людей в моей жизни – это митрополит Питирим (Нечаев). Я был еще ребенком, когда в первый раз с ним встретился. Он приезжал служить в деревню Репотино Волоколамского района. Он имел титул Волоколамский и Юрьевский, и это была его полноценная епархия. А там недалеко была деревня моей бабушки, куда я каждое лето приезжал на каникулы.

И на день святого Илии Пророка, 2 августа, из окрестных деревень съезжалось множество народа в храм, где один из престолов был как раз в честь Илии Пророка. И на этот праздник всегда приезжал владыка Питирим. Как потом уже выяснилось здесь, в монастыре, туда же вместе с владыкой Питиримом в 80-е годы приезжали, еще будучи иподиаконами, наш владыка Тихон (Шевкунов), отец Павел (Щербачев), ныне уже покойный отец Всеволод Чаплин, да и многие другие известные священники.

Потом, наверное, отец Иоанн (Крестьянкин)

– Вы знали его лично?

– Несколько раз я с ним встречался. Он был в то время уже совсем немощный. Плохо слышал. Один раз я поехал к нему целенаправленно. Конечно, волнение было очень сильное… И впечатление от встречи осталось неизгладимое. Тогда я понял, что настоящую духовность невозможно сыграть, невозможно подделать и невозможно скрыть. Люди менялись, побывав у отца Иоанна, и эта любовь, которая была у батюшки ко всякому, – великий дар Божий, который у него был.

Он не общался ни с кем формально. Он ко всем относился очень вдумчиво, серьезно и с большой ответственностью, даже в таком немощном состоянии. Потрясло то, что, казалось бы, кто я такой, таких как я – миллион, а он так по-отечески, с любовью меня принял… Это было еще до рукоположения, как раз непосредственно перед ним. И в последний раз я с ним виделся, когда уже был иеродиаконом.

Потом отец схииеродиакон Андроник (Шаруда). Человек тоже уникальный. Самый настоящий старец святой жизни. Отец Иоанн (Крестьянкин) – человек собранный, как солдат, строгий, но с огромным любящим сердцем. У него было очень много духовных чад. А отец Андроник – человек с огромным чувством юмора, очень веселый, очень радостный, с потрясающей памятью. Общение с ним – это всегда смех. И, как правило, через шутки, через какие-то маленькие жизненные истории он давал ответы на те вопросы, которые тревожили. И собеседник это понимал, и бывало, что не сразу, а спустя какое-то время доходило, что та шутка была именно для его вразумления. Но бывало, что он мог в один миг стать очень серьезным и сказать прямо: «Так больше не делай», – указывая на какой-нибудь тайный проступок, которого никто, кроме тебя, знать не мог. Однажды так и случилось со мной. Он все шутил и смеялся, а потом на ушко мне кое-что шепнул, и я уже перестал смеяться… Понял, что батюшка все знает, Господь ему открыл.

Он обладал и даром молитвы. И сподобился мирной кончины на Светлой седмице в 2010 году. Пасха тогда была ранняя, и праздник Благовещения пришелся на Светлую среду. Отец Андроник много лет нес послушание ночного сторожа в Псково-Печорском монастыре в Благовещенской башне, что на Святой Горке. И как раз в ночь под праздник Благовещения он почил на своем послушании.

И, конечно, если дальше продолжать, – это тесное многолетнее общение, которое, надеюсь, еще долго продлится, с владыкой Тихоном (Шевкуновым), нашим первым наместником и духовником. Невозможно забыть то духовное водительство нас, молодых послушников монастыря, как маленьких детей. Он нас воспитывал, наставлял на самостоятельную жизнь.

– Помимо основных послушаний, Вы часто поете Акафист Божией Матери, величания на полиелейных службах. Какие церковные песнопения и мелодии у Вас самые любимые?

– Наверное, самые любимые – это песнопения Страстной седмицы и Пасхи, величание на праздник Благовещения «Архангельский глас». Также очень нравятся произведения некоторых церковных композиторов, особо отметил бы глубоко молитвенные произведения диакона Сергия Трубачева. Лично для меня это свидетельство его богоугодной жизни. Люблю знаменный распев, одноголосный, раннее многоголосье.

– Когда Вы поете или служите, получается ли помолиться?

– Иногда получается, иногда не очень. Это как сам себя настроишь. Служат ведь не только священники и диаконы, но и регент и певчие служат, да и прихожане тоже не остаются в стороне, иначе что тогда понимать под соборной молитвой? Если к службе подходить формально, то это не принесет пользы ни самому регенту, ни тому, кто слушает. То же самое можно сказать и про диакона, и про священника. Каждый на своем месте должен подходить к послушанию очень ответственно и отдаваться ему полностью. Если это удается, или лучше сказать, Господь благословляет, уже не думаешь о том, что вот сейчас надо помолиться, это как-то все само собой происходит.

Я когда-то общался с одним старым регентом, уже пожилой такой дедушка был, всю свою сознательную жизнь он управлял хором. И мне он рассказывал: «Иногда во время службы бывает такое вдохновение, такая благодать посещает, что как будто земля из-под ног уходит и я в воздухе парю».

Вот, кстати, вспомнилась книга «Посмертные вещания преподобного Нила Мироточивого». Если не ошибаюсь, преподобный явился наяву афонскому иноку, который нес тяжелую вязанку дров. Во время их беседы инок продолжал держать на себе эту вязанку, и когда чудесное явление закончилось и инок пришел в себя, то понял, что простоял на одном месте с дровами на плечах около семи часов. Наверное, когда служишь Богу и полностью отдаешься служению, тоже можно потерять счет времени и не чувствовать усталости.

– Монашеское имя Вам дали в честь святого Серафима Саровского. Ощущаете ли Вы его помощь с тех пор, как приняли постриг? Трудно ли следовать его примеру?

– Следовать его примеру, считаю, невозможно. Человекам это невозможно (Мф. 19: 26). И, думаю, что батюшка Серафим сам о себе то же самое бы сказал. Да он так и говорил: «Это всё не я, это все Господь».

Да, его помощь ощущал. Много раз. Помощь святых, она ненавязчивая. Иногда в нашем понимании святые, они такие «правильные», как воспитатели в детском саду. За какой-то поступок они тебя накажут, поставят в угол, отшлепают. А на самом деле человек сам себя наказывает. А святые по своей великой любви к нам молятся за нас, помогают через добрые мысли, через людей посылают свою помощь, а иногда и сами являются и спасают от какой-нибудь беды.

Некоторые люди думают: «Я такой грешный, что я буду беспокоить святых? Они же святые, а я грешный». Как раз их святость и проявляется в том, что они могут нам помогать, совершенно невзирая на наши прегрешения. Это для нас польза – обращаться к святым. Они от этого нисколько не умаляются, и святость их не страдает от нашей греховности.

– Когда построили новый собор Новомучеников и Исповедников Российских, изменилось ли что-то в укладе монастыря и лично для Вас?

– Да. Изменения происходили на протяжении всей новейшей истории Сретенского монастыря, с первого дня. Сначала братии было мало, жили по двое, по трое. Потом братии стало больше, отремонтировали один корпус, второй, стали жить по одному. День от дня, конечно, отличается. Забот прибавилось. В ризнице работы стало больше.

Когда монастырская жизнь только возобновлялась, священников было три или четыре. Прихожан было много. Отцы до полуночи стояли исповедовали. А с появлением нового храма прихожан стало в разы больше. Раньше думал: как будем справляться с таким количеством людей? Сейчас понимаю – только Господь дает силы, без Него все выйдет криво.

– Вы служите иеродиаконом уже долгие годы. Есть ли у Вас какие-то пожелания мирянам, которые приходят к вам на службы?

– Иногда печально видеть, что храм превращается в клуб по интересам. Одни приходят помолиться, а другие пообщаться. Наверное, это тоже неизбежно... Мне кажется, нужно помнить период своего неофитства, когда цель одна – угодить Богу, а все остальное – прилагательное. Еще, мне кажется, не стоит заводить близкую дружбу с монахами, и тем, и другим от этого ничего хорошего не будет.

Когда я был среди прихожан, мирянином, я много чего замечал: кто как стоит, кто как молится. Когда я переступил порог алтаря, естественно, стал замечать больше то, что происходит в алтаре. Иногда наблюдаю за молодыми мальчиками, детьми наших прихожан, которые становятся алтарниками: сначала они такие благоговейные, стеснительные, а потом, спустя всего месяц-полтора, вижу, как некоторые из них ходят с задранными носами и перестают здороваться… Да много чего еще можно увидеть. На себя надо чаще смотреть. Никогда не нужно забывать, кто ты есть, особенно в храме. И чувство собственной значимости, оно тут совсем неуместно. Нужно всегда помнить о том, кто вы есть перед Богом.

Беседовала Александра Калиновская